Дети-одуванчики и дети-орхидеи
Шрифт:
Эта метафора об орхидее и одуванчике родилась после моего шапочного знакомства с одним шведом почти двадцать лет назад. Он слушал мою на лекцию в Стэнфордском университете. Я закончил доклад, и тут ко мне подошел суховатый пожилой господин, похожий на Мастера Йода, с кустистыми бровями и тростью, словно вырезанной из корня какого-то растения. Он медленно спустился по проходу аудитории, поднял свою странную палку, ткнул ею в меня и сказал: «Вы говорите о «maskrosbarn» [2] !» Я ответил, что не имею представления, кто такие «maskrosbarn» и не собирался о них говорить. Тогда господин объяснил, что «maskrosbarn» – это идиоматическое шведское выражение, которое переводится на английский как «ребенок-одуванчик». Шведы используют его по отношению к тем детям, которые, подобно одуванчикам,
2
«Дети-одуванчики» (швед.) (прим. пер.).
Вместо того чтобы распределяться равномерно и более «справедливо» по всей популяции детей, львиная доля болезней падает на отдельных ее представителей.
Дети-орхидеи, более чувствительные и сильнее реагирующие на окружающую обстановку и в лабораторных условиях, и в жизни, становятся причиной нашей боли, огорчений и волнений. Именно за них переживают родители, учителя и медицинские работники. Эти дети, и те взрослые, которыми они становятся, ваши друзья и коллеги, чаще всего вызывают у вас беспокойство. Когда их недостаточно понимают и поддерживают, они могут стать источником большого горя и боли для своих близких, соучеников и общества в целом.
Истории об орхидеях и одуванчиках
Вот две истории, которые наглядно покажут, с какими проблемами сталкиваются орхидеи. Героем первой стал десятилетний мальчик (назовем его Джо) родом из отдаленного уголка страны. Его лечащий врач направил ребенка на обследование, чтобы диагностировать возможную язву желудка. Как врач-педиатр, я принимал этого мальчика, первым услышал его историю и обследовал его проблемный живот. Мальчик испытывал приступы сильной боли, которая локализовалась прямо над желудком, в левом верхнем квадранте брюшной полости. Больше у него не было никаких симптомов, никаких изменений или примеси крови в фекалиях, никакой рвоты, изменения характера боли до или после еды. Результаты диагностического обследования, которое включало рентген, исследования фекалий и мочи на наличие крови, определение показателей воспаления или анемии в крови, не показали отклонений.
Я подумал, что это могут быть эпизоды психосоматической боли, причиной которой стали проблемы в семье, и основательно изучил все семейные и школьные обстоятельства жизни юного Джо, чтобы найти корень его изматывающей болезни. В школе все было в порядке, хотя Джо часто оставался дома из-за приступов. Не было никаких признаков возможных социальных или учебных проблем. У мальчика были хорошие друзья, он считался способным учеником, получал хорошие оценки и неплохо ладил с учителями. Потом я много расспрашивал самого Джо о том, как ему живется дома, какие отношения у его родителей, как они с ним обращаются и вообще о проблемах семьи. Результат был абсолютно нулевым: ничего необычного или подозрительного.
Тогда я обратился к родителям Джо. Они оба находились в больнице и были очень заботливыми. Есть ли у Джо какая-то причина для беспокойства о родителях? Какие у них отношения между собой? Происходят ли в семье конфликты или случаи насилия? Нет ли у них предположений относительно причины боли у их сына? Нет. Я провел с родителями Джо три или четыре беседы и не обнаружил ни одной проблемы, психологической или межличностной, которая могла бы иметь отношение к происхождению болей. Тогда мы назначили ему лечение с использованием препаратов, подавляющих кислотность, несмотря на полное отсутствие доказательств наличия язвы желудка или двенадцатиперстной кишки. Боль немедленно утихла. Через несколько дней мы выписали мальчика домой, под наблюдение лечащего педиатра.
Я ничего не слышал о Джо и его родителях, пока через три месяца мне не позвонил секретарь прокурора округа, откуда он был родом. Не было ли у меня подозрений на жестокость или плохое обращение с Джо со
Я упустил этот момент семейной истории, потому что никогда не расспрашивал родителей поодиночке, а только вместе. При физическом обследовании я не нашел у мальчика следов насилия, а Джо и его мама боялись возмездия и не могли ничего сказать в присутствии отца. Они не решались даже намекнуть на отчаянное положение своей семьи. Вспоминая этот случай, я понимаю, что Джо был классическим ребенком-орхидеей: погруженный в изматывающий ужас постоянного террора, в котором они с матерью жили, психологически не защищенный от чувств, которые вызывали издевательства, и подсознательно превращающий свою душевную боль в единственную безопасную и приемлемую форму – телесную боль. История Джо также служит напоминанием о том, что все мы в той или иной степени живем на грани огромного несчастья, зажатые в тиски сомнительной безопасности, скрытой и ужасной правды реального мира.
Вторая история об орхидеях основана на двух изображениях маленьких мальчиков. Одно из них – удивительно выразительная фотография, а другое приведено в бессмертной книге. Очень важно, что оба изображения дают представление о другой стороне детей-орхидей – о скрытых в них силе и необыкновенной чувствительности. Фотография (см. ниже) была сделана в полдень 1988 года Полом Дамато и опубликована на первой странице журнала «DoubleTake». Мальчик лет десяти в мятой синей рубашке стоит, скрестив руки, гордо отвернувшись от довольно агрессивной и дикой компании ребят предпубертатного возраста. С моей точки зрения, эта фотография представляет собой почти идеальный физический портрет ребенка-орхидеи и того социального окружения, с которым иногда сталкиваются такие дети. Этот мальчик стоит спокойно, он кажется разумным и открытым, ранимым и сильным одновременно рядом с обществом сердитых и беспокойных сверстников. Фотография передает несколько парадоксальное сочетание его бесстрастности, равнодушной маргинальности по отношению к группе и бьющих через край эмоций; сочетание одиночества, ранимости, сдержанности и жизнестойкости.
В хрупкости орхидей заложена огромная сила и спасительная красота.
Изображение ребенка-орхидеи (на переднем плане) с группой других мальчиков на каникулах в Портланде, штат Мэн. Фотография Пола Дамато.
Похожее, хоть и придуманное изображение создал Уильям Голдинг, только в словах, а не в пикселях. Речь идет о дебютном аллегорическом романе писателя «Повелитель мух». Там мы встречаемся с одним из главных героев, юным Саймоном, который во время войны попал на пустынный остров в компании английских мальчиков школьного возраста. Ребята спаслись из потерпевшего крушение самолета и оказались на неизвестной, враждебной территории. Они становятся все более дикими, и постепенно всех охватывает некий коллективный страх перед призрачным «зверем», который прячется где-то на границе чувственного осознания. Саймон – определенно заброшенная в чужой мир орхидея – описан по-разному:
«Он оказался маленьким, щуплым, живым и глядел из-под шапки прямых волос, черных и жестких…»
«Необходимость толкала Саймона выступить, но стоять и говорить перед собранием было для него пыткой…»
«Может, – решился он наконец, – может, зверь этот и есть…» Вокруг неистово заорали, и Ральф встал, потрясенный: «Саймон, ты? И ты в это веришь?» «Не знаю», – сказал Саймон. Сердце у него совсем зашлось, он задыхался… Саймон растерял все слова в попытках определить главную немощь рода человеческого» [3] .
3
Пер. Е. Суриц, Уильям Голдинг, издательство «Астрель», Москва, 2011 год (прим. пер.).