Дети победителей
Шрифт:
По лицу противно стекали капли. Кеталиниро полез в сумку за платком.
– Не знаю, почему, но руководитель проекта не обращает внимания на выходки своего протеже.
– Всем бы так.
Кейтелле, как и хотел, пожаловался на Министерство, Архарон - на то, что ничего не меняется. Его личный эксперимент результатов не дает, а Ниорионин смеется над самой затеей партеногенеза. Начальник проекта - тоже, но уже сквозь слезы, ведь от результата зависит его судьба.
– А сам-то ты что думаешь?
– спросил Кейтелле
– А что я? Наше дело телячье, - Архарон улыбнулся.
– Ну и… кто знает, вдруг меня помилуют за верную службу родине? Если все получится… Можете обвинить меня в наивности.
Тирау все не появлялся. Кейтелле понимал, что если упустит возможность поговорить с ним, то заснуть этой ночью не сможет. Потому он, как мог, тянул время. К тому часу, когда разговор плавно перекинулся на родителей, городской транспорт уже не ходил. Кеталиниро вспомнил о некоем Хассане, властвующем в ночной Атине, и внутри похолодело от перспективы идти домой в одиночестве.
Архарон беззаботно сообщил, что родителей уже совсем не помнит. Только воспитателей из детского дома. Кейтелле своих помнил, но за дымкой бытовых событий больше угадывался другой человек - его наставник Реммиллиен, заметивший Кейтелле еще пятнадцатилетним, в школе на профориентирующих лекциях. Их взгляды во многом совпадали, и Реммиллиен предложил Кеталиниро поступать на педагога и вставать на очередь в школу. “Будем работать в одном штате. Напишем исследование по языкознанию!” Юному Кеталиниро польстило такое внимание, он тут же выправил хромающую учебу и настроился на заданный курс.
Кейтелле прервался, заявив, что все это было давно и неправда, а потому и смысла нет рассказывать дальше.
Архарон слушал, наклонившись вперед, а после высказался в том ключе, что он-де прекрасно знает, что любой человек старается держаться ближе к другим людям. Также он знает - есть и те, кто остался у обочины один. В силу, например, дурного характера. Архарон при всех своих стараниях не мог взять в толк, как такой необычно добрый, образованный, мудрый, по его мнению, человек так и не обзавелся семьей.
Кейтелле не сразу понял, что речь о нем.
Да, война убила детей, осиротила, овдовила и ушла. Люди оправились, кажется – невероятная сила сплочения в такие времена работает по-особенному. Родители нашли себе новых детей, подобрав их на улице. Дети нашли себе новых родителей. Люди сходились, образовывая новые узоры поверх старых дыр в душе. И дело было не в том, что они быстро забывали любимых и бесценных – инстинкт не позволял им оставаться в одиночестве.
– Почему вы не завели себе… – не выдержав, начал задавать вопрос Архарон, но остановился, так и не осилив последних слов, надеясь, что Кеталиниро поймет - речь не о домашних животных.
– Когда я попытался завести семью, оказалось, что это невозможно – двухстороннее бесплодие, – просто
Архарон моргнул, и взгляд его сделался непроницаемым. Невозможно было определить, на какие мысли навело его это смелое по всем меркам заявление.
– Ну и кому я такой нужен? – Кейтелле постарался легко засмеяться.
– А вы не пробовали… осталось так много сирот! Почему вы не взяли кого-нибудь себе? – почти выкрикнул Архарон с неожиданной обидой в голосе.
– Я пытался, – Кейтелле закрыл лицо рукой, – оказалось, не все так просто. Во-первых, не так уж и много сирот. Стольких увела Сельманта в лагеря! Архарон, ты даже не представляешь себе этих чисел! Во-вторых, я… как видишь, слегка неполноценен. Тот еще секрет, как меня на работу взяли. И я совершенно не понимаю, почему держат до сих пор. Я неполноценен, понимаешь? И один. С утра до ночи в министерстве, дома не бываю. Кто бы смотрел за ним? Потом жилищные условия… в общем, когда я первый раз пришел в комитет по усыновлению, они завалили меня фактами. Фактами того, что я ничтожество и не смогу воспитать достойного гражданина Вельдри.
– Это же… – произнес Архарон надломленно, – не совсем справедливо…
– Я не знаю. Может быть, и справедливо. Может быть, в государственном учреждении им и правда лучше. Постоянно под присмотром, постоянно в тепле и…
– Вот оно! – выкрикнул Архарон, не выдержав, обводя комнату руками. – Ваше государственное учреждение! Во всей красе!
Прежде чем Кейтелле успел испугаться эмоционального взрыва и обдумать слова Архарона, дверь распахнулась.
– Чего орете?
– от Тирау пахло осенью и дождем, он с трудом сдерживал кашель.
Тирау чесал сгиб локтя и привычно вздрагивал от спазмов. Все так же задыхаясь, он жестом указал на свирепствующего Архарона, а затем на дверь. Архарон покорно вышел, не сказав ни слова - видимо, знал, куда послали, но напоследок все же одарил ошарашенного Кейтелле уничижающим взглядом. Дверь хлопнула излишне громко, косяк чуть не вылетел из проема.
Тирау даже не вздрогнул. Он дотащился до кровати, упал как подкошенный, в комнате воцарилась тишина. Кейтелле ждал, глядя, как заключенного сотрясают волны спазмов. Своего визитера тот получил, оставалось только сосредоточиться на нем.
– Не стоит в таком состоянии выходить на улицу, - заметил Кейтелле. Ответа не последовало.
– Что с тобой?
Рука с вытянутым указательным пальцем ткнула в темное пятно на потолке.
– Вялотекущая черная пневмония, - сказал Тирау.
– Эти грибы у меня в легких проросли.
Приступ прекратился, и Тирау сел на край кровати. Выглядел он выпотрошенным.
– Тебя лечат?
Кривая усмешка
– В каком мире вы живете? Меня не станут лечить. Это противоречит цели опыта и политике Аутерса. И вообще какой-либо политике.