Дети полнолуния
Шрифт:
"Вот и все...
– отупело думал Джулио, ощущая, что боль стала заглушаться и отходить, как уходило сознание.
– Сейчас они откроют дверь..."
– Нет!
– тихо проговорило существо, сползая по стене на пол. Кончик его хвоста вытянулся до ноги замершего от страха Салаверриа.
– За что? Что он вам сделал?
Шепот был слабый, чуть слышный... Когда полицейские вышли из комнаты, они тоже увидели лишь неподвижную скульптуру: кто же рассмотрит в полутьме шевелящиеся губы и тем более - крошечную слезинку, ползущую по человеческому
– Я ненавижу вас! Ненавижу...
– вслед за этими словами до Салаверриа донеслось негромкое всхлипывание.
Тем временем перед Джулио осталась только одна дверь, отделяющая его от солнца. Отделяющая от смерти...
– Черт! Они его увозят...
– скривился Рудольф, сидящий в "пикапе" на противоположной стороне улицы, когда фигура директора клуба, поникшая и жалкая, возникла на пороге между двумя полицейскими.
– Этот подонок, похоже, был одет в бронежилет... жаль, что я сразу этого не понял...
Эти слова были сказаны просто так, и через секунду бывший Большой Рудольф уже забыл о них.
Джулио не успел сделать и несколько шагов, как его ноги вдруг подкосились и он упал наземь, закрывая лицо руками. Это произошло так неожиданно, что полицейские, державшие его, просто не успели вовремя подхватить его под руки с прежней силой.
Крик, полный ужаса и боли, разнесся по улице - Джулио ощущал себя, как сжигаемый заживо человек. Солнце проникало под его кожу, и она опадала с мяса лоскутами, которые обугливались на глазах. Зашипели, свиваясь в колечки от непривычной для них жары, волосы. Запахло паленым.
Джейкобс и Бейл отшатнулись, глядя на корчащегося в пыли Кампану. Крик постепенно переходил в визг, затем ослабевшие и обожженные голосовые связки сдали совсем и только жуткий предсмертный хрип некоторое время раздавался над потерявшим форму телом. Вспыхнула одежда. На бесформенной замершей куче некоторое время поплясал огонек, и вскоре перед ошеломленными полицейскими осталась только горстка пепла.
Страшное зрелище чуть не погубило и Рудольфа: забыв обо всем, он подался вперед и чуть было не вышел из машины - лишь Роббер вовремя остановил его, рванув сзади за одежду.
– Я ненавижу! Ненавижу!!!!
– мучительный стон существа из подвала, тем более жуткий, что Салаверриа не понял причину, его вызвавшую, превратился в крик, заполнявший собой все нижнее помещение.
Наверху его тоже услышали - но уже не как слово, а как пришедшую невесть откуда и уничтожающую все на своем пути волну ненависти. И все - и Джейкобс, и менее виновный Бейли, и Рудольф, и даже толстокожий Роббер, все побледнели, сами не зная, почему.
Что же касается частного сыщика, то для него этот крик послужил последней каплей - он просто потерял сознание. Наверное, это его и спасло, потому что сфинкс с лицом девочки-подростка, изуродованным гримасой страдания, повернулся в его сторону.
Острые когти зависли над неподвижным телом - но тут же отдернулись, так и не решившись причинить вред беспомощному человеку.
И тогда сфинкс заплакал по-настоящему...
34
– Итак, вы - мистер Ремблер?
– Джейкобс еще раз просмотрел документы и протянул их обратно. Он еще не совсем оправился от потрясения, вызванного спонтанным возгоранием Джулио Кампаны, и поэтому вел себя почти что вежливо.
– Да. Только я попросил бы вас по возможности не предавать огласке наш разговор. Моя фирма не должна нести убытки из-за моих личных проблем. Я с готовностью отвечу на все ваши вопросы, если это условие будет соблюдено.
– Хорошо, - Джейкобс понял вдруг, что ему просто тяжело повышать на кого бы то ни было голос. И то хорошо, что Бейли сам вызвался писать отчет о происшедшем.
– Нас интересует доктор Джоунс. Что вы можете нам рассказать о нем?
– Ничего. Я впервые обратился к нему вчера, чтобы проконсультироваться по мелкому, но очень важному вопросу, касающемуся одного из членов моей семьи. Дело достаточно личное и не имеет никакого отношения к вашей работе. Скажу вам откровенно: доктор Джоунс, несмотря на свою молодость, произвел на меня очень хорошее впечатление. Я бы сказал, что он довольно грамотный специалист.
– И в честь этого вы решили отправиться вместе в клуб?
– Видите ли...
– Ремблер сидел, упершись руками в колени и широко расставив ноги.
– У меня там была встреча, и я сам высказал желание, чтобы доктор Джоунс на ней присутствовал.
– Очень неосторожно с вашей стороны, если учесть, что он балуется шантажом, - вставил Джейкобс.
– Может быть. Я же сказал: я чужой в этом городе, а Джоунс произвел на меня хорошее впечатление.
– Но все равно в клуб вы пошли вместе?
– Нет, он сказал, что будет там в связи с каким-то своим делом, но в случае надобности я смогу к нему обратиться. Мы пришли не одновременно, и большую часть времени я провел вне зала.
– Вы не могли бы уточнить, где именно вы были?
– Это личное...
– Поймите и меня, - Джейкобс убрал с лица светлую прядь.
– Если вы в этот момент находились в производственной части помещения - это кулисы, подвал костюмерные, мастерские, кулинарный цех, - мне придется задать вам гораздо больше вопросов. Так где вы были?
– Увы - я был за кулисами.
– Почему, вы не скажете?
– Джейкобс внимательно посмотрел на Ремблера.
"А ведь он, бедняга, вроде меня, только он осмелился довериться этому мерзавцу врачу... Ему можно только посочувствовать", - подумал он.
– Я разговаривал там с одной женщиной, - Ремблер оглянулся и покосился в сторону склонившегося над отчетом Бейли.
– Пол, выйди, пожалуйста!
– окликнул того Джейкобс...
– А теперь можете вы уточнить, где именно и о чем вы беседовали? Я ничего не стану записывать... Правда, у меня включен магнитофон, но если ваши показания не имеют отношения к делу, я просто сотру запись прямо у вас на глазах.