Дети сектора
Шрифт:
– Назад, через теплицу к бэтэру! – прокричал Кот, заряжая ружье.
Янка уже не ругалась – палила, беззвучно шевеля губами. Спасенный профессор разинул рот и дергал бровями, подведенными черным карандашом. Ни пули, ни картечь не останавливали зомби, они падали, но продолжали ползти, а на их место приходили новые. Росс выхватил непальский тесак и крикнул:
– Вы стреляете, я крошу их в капусту! К теплице!
Зомби устремились наперерез. Раз, два, три… пять штук. Янка отстала, прицелилась. Бах-бах-бах! Двоим она попала в голову, троим в грудь. Пока они замедлились, Росс рубанул первого – тесак разрубил ключицу, – затем сделал выпад и подрезал связки второму мужчине.
Росс едва не поскользнулся на осколках, устоял, поддержал профессора и снова погрузился в благоухание. Проход здесь был узким, листья и ветви свисали до земли, закрывая обзор, и приходилось идти цепью. На улице грохали выстрелы, шуршали, гремели набегающие зомби. На их месте он затаился бы и бил неожиданно из кустов. Разумнее всего перебегать поодиночке и, пока бежит следующий, стрелять по сторонам для профилактики. Росс поделился планом, его одобрили. Всматриваясь в колышимые ветром листья, за которыми, возможно, таится враг, он рванул вперед, вращая перед собой кхукри.
Двигаться плавно. Рвануть вперед. Присесть. Перекатиться. И вовремя – над головой просвистел кусок металла. Если по шлему попадет – ерунда, а вот если по шее…
Вскочить. Выпад. Колющий удар. Есть! Теперь – рубящий крест-накрест.
– Сзади, Росс! – крикнула Яна, и Росс метнулся в сторону; разворачиваясь, он с замахом рубанул невидимого врага – попал.
Боковым зрением он видел, как к выходу несется Яна с саблей наготове. Поравнялась в Россом, вместе они выскочили на улицу, и Росс на миг оторопел: переворачивая горшки с бонсаями, к теплицам уверенным шагом приближались зомби, и был их легион. Яна и Росс выстрелили одновременно, первые твари, до которых оставалось метров пять, покачнулись, остановились, но продолжили путь. Будто по команде все зомби словно переломились пополам, подняли цветочные горшки, прицелились, бросили. Цели достигли три горшка. От одного Росс увернулся, второй долбанул по бедру, а третий разбился о Янин шлем. Девушка как раз собиралась стрелять, но покачнулась и пальнула вверх. Пришла в себя она быстро и отомстила, продырявив голову лобастому мужику с усами. Выбежал запыхавшийся профессор, оглядел поле боя (зомби поднимали вторую партию боевых горшков). До цели долетит несколько, но тварей становилось все больше, и люди рисковали быть погребенными под обломками.
Кот бежал последним. Он почти преодолел порог теплицы и уже готовил карабин, когда началась бомбардировка горшками. Росс присел, защищаясь предплечьями, Яна сделала так же. На этот раз снаряды полетели в теплицу. Зазвенело разбитое стекло, осыпая Росса осколками. Он был сосредоточен на дендрарии и не смотрел назад. Но все же обернулся, когда заорал Кот.
Все происходило, будто в замедленной съемке: вот непозволительно медленно несется бывший следователь с разинутым ртом, а по стеклянной крыше теплицы змеится трещина. Стекло начинает осыпаться огромными осколками, похожими на сосульки. Росс сглотнул и зажмурился, когда осколок ударил о шлем Кота. Хана следаку!
Росс разлепил веки – живой! Выдержал шлем! Кот упал, но уже вскочил и мчал дальше. Резко затормозил – острие осколка чиркнуло о кевларовый жилет. Кот матерится и инстинктивно вскидывает руки.
Рядом задыхалась Яна, вставляла патроны дрожащими пальцами. Не спать! Прорвется Кот, куда денется! Росс разрядил «Сайгу» в зомби.
– В голову целься, – посоветовала Яна. – Так они быстрее дохнут.
Росс смерил поле боя взглядом и не смог сосчитать врагов. Их были десятки, нет, – сотни. Не пробиться. А если рвануть назад? Он обернулся: штук семь тварей уже брело в теплице.
– Писец, – констатировал он, готовя кхукри.
– Вы меня прирежьте, только чтоб я не знал, а то страшно, – попросил профессор, теребя платок на шее. – Теперь они в курсе, кто я. Я располагаю информацией…
– Цыц! – проговорил подоспевший Кот. – Все, Росс, я не боец. Хана мне.
Острый осколок вонзился ему между ключицей и лопаткой и торчал сантиметров на двадцать, едва касаясь щеки. Левая рука болталась плетью, в правой следак держал «вепрь».
– Похоже, нам всем писец, – констатировал Росс.
– Позвольте, – профессор забрал у Кота карабин, зарядил его и пальнул по зомби. Они будто не почувствовали картечь и нагнулись, поднимая новую порцию горшков.
Вдалеке заревел мотор проезжающей машины, Росс с трудом подавил вопль отчаянья – все равно не услышат, а вот Яна не сдержала крик:
– Люди! На помощь! Мы сами не прорвемся!
Шум двигателя не отдалялся, но и не приближался, будто грузовик буксовал или водитель разговаривал с Димкой. Но вот двигатель взревел с новой силой, бетонный забор с треском повалился, и в дендрарий, сминая цветы, пальмы и зомби, влетел БТР. Пронесся вперед, круша целую теплицу, с хрустом проехался по двору автомастерской, доломал теплицу с битым стеклом и остановился в трех метрах от людей.
– Ай да Цыпленок! – воскликнул Кот.
Росс рванул к спасению, нанося рубящие удары направо и налево. За ним спешил профессор и Кот, замыкала Яна.
Крышка люка откинулась, и высунулась голова Янкиного брата, крашенного под цыпленка. Исчезла на миг, и мальчишка выбрался на кузов, замахал руками, затанцевал на месте:
– Скорее, скорее же! Яна?
Девушка вспорхнула на броню, пальнула в зомби, замерших с горшками в руках; один из горшков лопнул, посыпалась почва. Это словно послужило командой, и зомби, синхронно развернувшись, бросили свои ядра во врагов. Попали Россу по спине, он крякнул, припечатанный к БТРу солнечным сплетением. Сквозь невольно навернувшиеся слезы он с радостью наблюдал, как профессор, Яна и Кот исчезают в люке машины.
Хромая и кашляя, он залез последним, захлопнул люк и оглядел салон: Яна обнималась с братом, Цыпленок рыдал, профессор вытирал кровь с порезанного лица. Кот, ссутулившись, стоял в середине БТРа и тяжело дышал, по его щекам катились капли пота.
Первым делом Росс освободился от шлема и жилета, бросил их посреди салона, шагнул к Коту и проговорил:
– Давай, помогу тебе раздеться.
Следователь кивнул и растопырил изрезанные осколками руки, как больная птица, чтобы Россу удобнее было расстегивать ремешки жилета. Когда жилет грохнул об пол, к осмотру приступил профессор. Походил вокруг, покачал головой – точно, цыганка, собирающаяся свершить ритуал исцеления. Пощупал руку Кота.
– Пошевели пальцами.
Брови Кота съехались у переносицы, желваки на шее вздулись, он поджал губы и шумно выдохнул:
– Не получается. Все плохо, да, Виктор?
– Не знаю, – ответил Гинзбург, глядя в сторону. – Все зависит от того, насколько глубоко сидит осколок, а этого я сказать не могу.
Кошкин перебрался на свое место рядом с водительским сиденьем, обильно орошая салон кровью, и откинулся на спинку. Закрыл глаза и сглотнул, дернув сизым кадыком:
– Думаете, я не понимаю? Скорее всего, перебита подключичная артерия. Сейчас мы тронемся, осколок растрясет, он сойдет с места, и откроется кровотечение… Жалко Васильича, и Кольку жалко. Меня жалеть не надо. Я скверный человек, и плохого сделал больше, чем хорошего. Росса вот посадить ни за что собирался. Если я вдруг затихну – не пугайся и не останавливайся…