Дети сектора
Шрифт:
– Тихо-тихо, – шепнул профессор. «Цыпленок» не издал ни звука.
Росс знал, что они увидели, и медленно посмотрел на соседнее сиденье: Кот будто уснул – осел, свесив руки, втянул голову в плечи и закрыл глаза. Осколок уперся в щеку и поцарапал ее. Глазные яблоки метались под веками, с подрагивающих пальцев лилась на пол кровь.
Росс метнулся к Кошкину, разорвал воротник рубашки, алый от крови, но руки бессильно опустились: артерия пряталась под ключицей, и пережать ее было невозможно. Отказываясь сдаваться, Росс чуть сдвинул осколок, чтоб он закрыл зияющую артерию. Кровь
– Успокойтесь, мой друг, – Гинзбург положил ладони на плечи Росса – он их тут же скинул. Тогда профессор продолжил: – Надо свести за спиной обе его руки. Или пережать подключичку, дайте-ка я…
Профессор ощупал исходящую кровью рану. Попытался засунуть палец под ключицу и покачал головой:
– Осколок мешает. Если его вытащить, то Кошкин умрет еще быстрее. Решайте.
– Да что тут решать! – взмахнул руками Росс. – Надо рискнуть.
Не затягивая, он вцепился в острый осколок и прокричал:
– Держите его, профессор!
Осколок резал пальцы, но Росс не замечал этого. Подождав, пока профессор обездвижит Кота, он дернул стекло изо всех сил и швырнул на пол. Кошкин захрипел и выгнулся, кровь забила фонтанчиком. Гинзбург сунул пальцы в рану и проговорил:
– Есть. Пережал. Но, по-моему, это не поможет.
Росс коснулся выбритой до синевы шеи следователя, нащупал сонную артерию – сердце не билось – и, грузно опустившись в водительское кресло, вытер окровавленные руки.
– Не нужно нам больше спешить. Виктор, давай тело в кабину положим, а ты садись рядом.
Награбленное оружие сдвинули под сиденья. Переносили Кошкина бережно, будто он спал и в любой момент мог проснуться. Он вытянулся на весь салон, голова повернулась на правую сторону и уперлась в рюкзак. Росс сел на скамью, провел ладонями по лицу и прохрипел:
– Яна, под скамьей пакет с водой, подай, пожалуйста.
Девушка кивнула, зашуршала, шаря под скамьей. Стараясь не потревожить тело Кошкина, вытащила пакет, откупорила две бутылки «Боржоми», одну протянула Россу, ко второй присосалась сама.
– Там водка есть, литрушка, – сказала она, передавая минералку брату. – Я бы остограммилась. Слишком много всего.
– Господа! – вскинул руки профессор. – Стоп-стоп-стоп! Нам в Питер надо, а Ростислав за рулем…
– Давай, Янка, нажремся, – кивнул Росс, усаживаясь на свое место.
Виктор Гинзбург возопил:
– Яна, не делайте этого! Яна!
Цыпленок его поддержал:
– Сестра, ты чё? Он прав!
– Иди на фиг!
Яна извлекла водку. Росс уставился на лужу крови под креслом Кота. Выжрать бы всю бутылку горькой, чтобы вырубиться. Чтобы утром выворачивало наизнанку и раскалывалась голова. На миг остановить бег событий, отрешиться…
Он не мог позволить себе даже этого. Не совладав с яростью, Росс ударил стену. Еще и еще раз, сбивая костяшки. Боль отрезвила, он глянул на Яну: девушка уже справилась с пробкой и под возмущение Гинзбурга «Яна, вы же девушка!» зажмурилась и отхлебнула. Шумно выдохнула, вытерла рот предплечьем и протянула бутылку Россу.
Водка обожгла пищевод. Сделав несколько глотков, Росс вцепился в руль и мотнул головой:
– Конечно, вы правы. Да, поехали.
Его бросило в жар, голова приятно закружилась – с пятидесяти граммов накрыло. Надо поставить бутылку под ноги и ехать. Расклеился, как баба. Люди тысячами гибнут, а ты… Ты хотел протаранить отбойник и объехать «свалку», так давай! От тебя зависит, получит ли человечество ценнейшие образцы сыворотки. Мало того, на тебе профессор, отважная девушка Яна и мальчишка.
Росс завел мотор, сдал назад и с разгону въехал в свалку, представляя, как под колесами БТРа сплющиваются куры в целлофане и кондиционеры, как со скрежетом движутся мертвые машины. Еще разогнаться. Еще удар.
С третьего раза проезд освободился, и Росс вдавил педаль газа.
Он мчал бездумно, бил легковушки и изредка поглядывал на серое небо. Часы показывали пол-одиннадцатого. В июле темнеет поздно, с десяти до двух ночи – время липких, выматывающих душу сумерек. В салоне тоже сумеречно, и тусклые желтые лампы не спасают. Профессор перелез вперед, вступил в кровь и поджал ноги. Ни возвращаться назад, ни убирать в салоне он не решился, он вообще боялся лишний раз двинуться, поглядывал на Росса синими глазищами и будто извинялся: «Это я виноват в его смерти, вы ж меня спасали, когда его ранило».
Росс его успокоил:
– Профессор, не волнуйся, никто не виноват, просто так получилось.
– Он же… ваш друг…
– Я знаю его часов десять. Все мы тут всего лишь попутчики, крещенные одной бедой.
Профессор вроде успокоился и уставился в окно, про Яну и ее братца Росс вообще забыл, но именно девушка нарушила молчание:
– Росс! Что это? Смотри: машина! Едет! Там люди!
Пришлось сбавлять скорость. Действительно – старенький «опель» движется навстречу и скоро должен столкнуться с БТРом. Росс уступил ему проезд. Новичок, что ли, который водить не умеет? Машину кидает из стороны в сторону, идет она на второй передаче. Да и зачем ему в Москву?
Или водитель ранен и нуждается в помощи?
Росс схватил «Сайгу», откинул люк, огляделся: зомби поблизости не наблюдалось, «опель» шел накатом. Вот он затормозил возле БТРа. Распахнулась дверца и, хромая, выбрался седой мужчина с обрезом в руке. Сделал несколько шагов и упал ничком.
Росс выбрался на кузов и спрыгнул на землю, обернулся: из люка вылезла Яна со стволом, на всякий случай прицелилась в чужака. Следом высунулся профессор и предостерег:
– Осторожнее. Перерождение обычно наступает через сутки после заражения, но чем черт не шутит.
Взяв мужчину на прицел, Росс на цыпочках подошел к нему. Замер в полуметре, толкнул его в спину прикладом – никакой реакции. Не решаясь подойти ближе, попытался перевернуть все так же, прикладом – пострадавший вскочил на четвереньки, махнул правой рукой с тесаком. Росс успел отпрыгнуть. Тесак разрезал джинсы под коленом, не задев кожу.
Выстрелила Яна – чужака отбросило, из дырки в виске потекла кровь. Смертельно раненный, он повернул лицо к Россу, вытаращился и разинул рот в беззвучном крике. Росс нажал на спусковой крючок, угостив тварь картечью, и бросился бежать.