Дети Шини

Мартин Ида

– Скоро светать начнет.

Петров полез в рюкзак, вытащил свою неизменную камеру и тут же наставил на меня.

– Мы с Осеевой сбежали из школы и сейчас будем встречать рассвет. Осеева, привет!

Он улыбнулся и помахал рукой в ожидании ответного жеста. Такой жизнерадостный и расслабленный, что мне самой захотелось, чтобы происходящее оказалось дурным сном.

– Пойдем отсюда. Дубняк жуткий.

– Погоди, иди сюда, – опять потащил он меня. На этот раз к самому краю крыши.

Ноги засыпало снегом.

Я осторожно посмотрела вниз и чуть не кувырнулась в темную ледяную пропасть.

– Смотри,

вон она, та самая полоска надежды, которая разгонит могильный холод наших сердец и адский мрак наших мыслей, – с наигранной высокопарностью произнес он. – Когда солнце поднимется над городом и его теплые, ласковые лучи растопят все дурное, несправедливое и злобное, мы снова будем счастливы и свободны.

– Сколько тебе лет, Петров? Невозможно уже. Какое солнце? Все небо затянуто тучами. Через полчаса наступит обычная серость, и холодно будет ничуть не меньше. А наши проблемы никуда не денутся. Зря я с тобой поперлась.

– Ну погоди немножко, пожалуйста, – взмолился Петров. – Сейчас сниму, как рассветет, и пойдем.

Солнце вставало и, несмотря на мое сопротивление, это оказалось действительно очень красиво. Я и не думала, что в городе можно увидеть подобное. На густом темном небе сначала появилась резко очерченная красная полоска, яркая и зловещая, как огненный зрачок драконьего глаза, но постепенно, как бы раздвигая темноту и выпуская мутное сияние, она росла, становилась шире и светлее.

На какой-то момент я даже забыла про заледеневшие ноги. Все, что было внизу, подо мной, не имело никакого значения. Казалось, еще немного, и я смогла бы взлететь в зыбкие, озаряющиеся морозным утром небеса и покинуть этот отвратительный, пожирающий сам себя город.

А потом пиликнула эсэмэска от Маркова: «Ты где?»

И мы пошли с ним встречаться.

Марков, с непокрытой головой, спрятавшийся по самые очки под ворот своей блестящей ярко-красной куртки и судорожно подергиваясь от холода, ждал нас за школой, на автомобильной стоянке.

Он рассказал, что полиция все-таки приехала, но он сбежал через окно в кабинете труда, а тупой Герасимов остался. Типа, на нем нет никакой вины.

Марков был весь дерганый и на нерве. Если Петров меня хоть немного успокоил, этот вернул на землю.

– Короче, пока эта фигня не уляжется, я в школу не пойду, – решительно заявил он.

– А твои поверят, что ты ни при чем? – Петров с любопытством прищурился.

– Может, и не поверят, но какая разница? – изо рта Маркова валили клубы пара, отчего стекла очков запотели, глаз уже не было видно.

– Мои мне точно не поверят, – сгребая горсть снега с машины, задумчиво произнес Петров. – Скажут, были уверены, что рано или поздно нечто подобное произойдет. Они всегда так говорят. Типа, раз ухо проколото, значит, наркоман и голубой.

– Больше всего не хочу оправдываться, – сказала я.

– А давайте сбежим? – вдруг ни с того ни с сего предложил Петров, медленно высыпая из кулака снег и внимательно наблюдая, как он развеивается по ветру.

– Так мы уже сбежали. – Я прыгала с ноги на ногу, потому что вместо ступней у меня уже были деревянные колодки.

– Нет, по-настоящему. Далеко и надолго, – глаза Петрова азартно загорелись. – Одному стремно как-то.

– Я

бы, может, и сбежал, – после задумчивого молчания произнес Марков. – Но не с такой компанией, как вы.

Глава 7

В том, что мои родители – деловые и занятые люди, есть свои плюсы.

Вечером мама на ходу спросила, все ли у меня хорошо в школе, потому что, когда ей звонила наша Инна Григорьевна, она не могла разговаривать, а позже голова была забита другим. Папа вспомнил, что и ему звонили, но он был на переговорах.

Пришлось сказать, что это, вероятно, насчет родительского собрания. И они оба отмахнулись, скорчив кислые мины.

Но, кажется, мне повезло больше всех.

После ужина, часов в девять, опять заявился Якушин. Но я отлично понимала, что его приход не сулит ничего хорошего, поэтому особо не радовалась и лишнего себе не воображала.

Зато мама, открыв дверь, послала мне такой многозначительный взгляд, что пришлось пригласить его войти.

Выглядел он очень расстроенным: лицо красное, глаза опущены, губы плотно сжаты, что-то постоянно отвечал невпопад. Садиться не стал.

– Я уезжаю. У меня дома скандал и разборки. По-любому теперь из колледжа отчислят, и весной в армию пойду. А дома не могу, там отвратительная обстановка. Мама все время плачет и говорит «Как ты мог?», потому что тетя Надя считает, что Кристина была в меня влюблена, а я как-то не так с ней поступил. Дядя Паша прибежал к нам и орал, как полоумный, что он меня кастрирует. Мой папа наехал в ответ, что, может, я и подонок, но если дядя Паша хоть пальцем меня тронет, он кастрирует его самого. И они очень сильно поругались. Все вокруг кричат, что мы – банда Детей Шини, но мои уверены, что дело только во мне.

Якушин ходил туда-сюда по комнате и размахивал руками, он весь вспотел от нервов и смятения.

– Свалить – это круто, – искренне поддержала я. – А куда поедешь?

– В деревню рвану. У меня там машина, «Газель». Летом сосед продал. Возьму ее и подамся в какой-нибудь небольшой город, искать работу. Потому что денег у меня особо нет.

Я тут же представила, как останусь здесь одна, с вечно ноющей Семиной, легкомысленным Петровым и тормознутым Герасимовым, как меня будут таскать на допросы и, может быть, держать в сырой одиночной камере без света и вайфая. И что Якушин больше не зайдет меня навестить, а я уже начала привыкать к этим его внезапным появлениям.

– А если тебя будет искать полиция?

– Пусть ищет. Главное – не слышать всего, что говорят дома.

Он, наконец, остановился, сел на кровать и закрыл ладонями глаза. Но даже этот драматичный жест оказался не способен испортить его мужественного образа, подталкивающего к решительным действиям.

– Саш, можно с тобой? – мне казалось, что это говорю не я, а какой-то отвлеченный персонаж. – Деньги у меня есть.

Он задумался.

– Я могу делать все, только готовить не умею, – ляпнула, и тут же пожалела, потому что мы одновременно изучающе посмотрели друг на друга, и опять повисла тягостная неловкая пауза. – Можно еще Петрова позвать. Он сегодня говорил, что хочет сбежать, но ему не с кем. Я еще тогда подумала, что это хорошая мысль.