Дети Шини
Шрифт:
– Такой козел! – сказал Герасимов, как только мы вышли из подъезда, с недоуменным осуждением качая головой. – В саду вроде нормальный был, стеснительный даже.
Я вспомнила оценивающий взгляд и вызывающую «пургу», которую Амелин нес.
– Спасибо, что пошел со мной.
Глава 5
Моя переписка с Линор напоминала бессюжетный роман с нескончаемыми главами и пространными отступлениями. Все, о чем мне было не с кем поговорить, обсуждалось с ней.
Да уж, знай я, с кем имею дело, не стала бы раскидываться фразами типа: «Чем становишься старше, тем непонятнее, как жить дальше», – и задавать дебильные вопросы вроде: «Почему люди так любят показуху?», «Что делать, если панически боишься темноты?», «Отчего никому нельзя доверять?»
А также выкладывать всякие школьные и домашние заморочки. И хотя Линор тоже говорила о своем, толком понять, чем она живет, я не могла.
Иногда она рассказывала какие-то истории, а порой задавала вопросы.
Линор:
Что бы ты делала, если бы нашла на улице телефон?
Осеева:
Отдала.
Линор:
Я тоже раньше так думала, но никто даже спасибо не сказал. Хозяйка просто забрала и еще смотрела так, словно его у нее из кармана вытащили.
Или
Линор:
Ты у родителей одна?
Осеева:
К сожалению. Я бы очень хотела брата или сестру.
Линор:
А если бы они тебя не любили?
Осеева:
С чего бы им не любить меня?
Линор:
Просто представь, что живете вместе, а брат тебя на дух не переносит, родителей настраивает.
Осеева:
Наверное, попыталась бы доказать, что я лучше. Сделать что-то важное, хорошее, чтобы они поняли, как на самом деле все обстоит.
Или
Линор:
Что бы ты делала, если бы тебя гнобил весь класс? Просто за то, что у тебя есть свои принципы, не такие, как у них? И тебе за это в спину кидали яйца, рвали карманы в раздевалке?
Осеева:
Я ни с кем в школе не общаюсь. Но если бы так случилось, полнейший игнор и газовый баллончик в кармане. Щит и меч. У тебя проблемы с одноклассниками?
Линор:
Моим одноклассникам нет дела ни до кого, кроме них самих.
Но за всем этим мне так и не удалось разглядеть саму Кристину. Ни одной откровенной жалобы, страданий или девчачьей лирики.
Телефон разрывался. Истерику Семиной я предчувствовала всеми частями тела.
– Тоня, пожалуйста, мне очень нужно с тобой поговорить, – хлюпала она в
Я пришла к ее подъезду, села на спинку лавочки и стала ждать. Пустое созерцательное бездействие. Под ногами – колотый лед и пенистая жижа от соли, чуть выше – колючая проволока занесенных кустов, а над самой головой, на фоне равнодушного молочного неба, такие же уродливые ветви деревьев и нависающий прямоугольник дома.
Настя вышла, села рядом и взяла меня за руку. На ней были длинные перчатки без пальцев, а ногти покрыты черным лаком, как у ведьмы.
– Они нас ненавидят.
– Интернет – самая большая помойка в мире.
– Но они говорят, что мы плохие и должны умереть.
– Кто эти люди? Ты ценишь их мнение?
– Я стараюсь прислушиваться ко всем.
– Все не могут быть правы.
– Но все и не могут ошибаться.
– Очень даже могут. И вообще, делай наоборот: они говорят «сдохни», а ты живи! Назло.
– Но я чувствую, что с нами что-то не так, не могу объяснить, что именно, но где-то в глубине души у меня очень тревожно.
– Пойдем, выпьем кофе, – я должна была подготовить ее к рассказу про Амелина и Линор.
В кафе мы взяли по большущей чашке кофе и сели за столиком в самом темном углу, за колонной, будто от чего-то прячась.
После третьего глотка я подумала, что, вероятно, все не так уж плохо. Может, стоило посмотреть на ситуацию под другим углом?
– Все, что с нами случилось, несправедливо и жестоко.
Настя неуверенно кивнула.
– И кто в этом виноват? Правильно. Кристина. Нет ничего проще, чем сказать, мол, я устала, все кругом плохо, все козлы, я не справляюсь с этим. Ладно, фиг, пусть не справляется, но не нужно трогать других.
Линор, Кристина в ролике и Кристина в школе – три совершенно разных человека. Может, идиот Амелин нас обманул? Такой, как он, способен. Или Якушин рассказывал о какой-то другой Кристине? Я совсем запуталась.
Настя просто сидела, слушала и хлопала накрашенными ресницами.
– Ты вообще можешь разозлиться? – Я требовательно дернула ее за рукав.
– Не уверена, – точно извиняясь, пролепетала она. – Обычно я злюсь только на саму себя.
Настя обняла ладонями чашку и горестно ссутулилась.
– Тогда больше не звони мне. Нравится себя пинать? Я в этом не участвую.
– Значит, и ты думаешь, что я немного недоделанная? – Ее пухлая нижняя губа непроизвольно выпятилась, как у ребенка.
К счастью, отвечать не пришлось, потому что в этот момент позвонил Петров. Он был не на шутку встревожен.
– Тут какая-то хрень происходит. Статейка ни о чем, но народ ведется. Мне на стену посыпалась такая дрянь, что в пору удаляться.
Закончив разговор, я многозначительно посмотрела на Настю.