Дети теней
Шрифт:
Ее терзали муки совести, она считала, что из эгоизма предала всех. Не только Арильда и Розильду, но и в не меньшей степени Каролину. Никто и никогда не сможет простить ей того, что она сделала. Она это знала, но все же приняла твердое решение открыться и только хотела сперва посоветоваться с Амалией.
Итак, Лидия открыла Амалии свое сердце и перед уходом попросила ее предупредить детей, включая Каролину, о том, что она жива. Она надеялась, что так им будет легче встретиться со своей матерью после стольких лет разлуки.
Лидия провела с Амалией около двух часов. Она была спокойна и рассудительна,
Сразу после ее ухода Амалия услышала грохот – это упала колонна.
Каролина рассказала, как это произошло. Они вместе с Арильдом и Розильдой направлялись в комнату на башне. Опасность, как заявили пожарные, уже миновала, и Розильда хотела узнать, как там ее блокноты. Все трое были уверены, что в этой стороне им ничто не угрожает.
Но вдруг зашаталась стена. Весь коридор содрогнулся, и одна из колонн треснула пополам. Розильда, которая шла ближе всех, с ужасом увидела, что стена вместе с колонной обрушивается прямо на нее. Она оцепенела и не могла двинуться с места.
И в это мгновение появилась Лидия! В последнюю секунду она успела схватить Розильду за руку и отбросить ее в сторону, но сама попала под обломки. Это просто чудо, что она осталась жива!
Странно – Розильда сразу поняла, что это ее мать. Она не видела ее с тех пор, как была маленьким ребенком, а теперь вдруг оказалась с ней лицом к лицу, хоть и всего на какую-то долю секунды. Их взгляды встретились. А потом обрушилась стена и погребла Лидию на ее глазах.
Розильда закричала: Мама! Мама!
В тот момент она даже не подумала о том, что снова обрела голос. Остальные тоже не обратили на это внимания. Все были в ужасе от того, что случилось.
Лишь гораздо позже, в комнате Амалии, до Розильды дошло, что к ней вернулся голос, дар речи. Заливаясь слезами, она стояла у постели Лидии и смотрела на ее бледное лицо. Вдруг она почувствовала в горле странную дрожь – и услышала свой голос.
Слова полились свободно и легко, как будто сами собой. Она обращалась к лежащей без сознания матери, заговорив впервые за шестнадцать лет. Что удивительно, Розильда утверждала, будто никогда не сомневалась в том, что может говорить. Много раз она просыпалась среди ночи от того, что слышала голос – очевидно, свой собственный. Наверное, она разговаривала во сне. Но когда она пыталась сделать это наяву, в горле словно застревал ком.
И все же способность говорить всегда ощущалась ею где-то совсем рядом, такая же естественная, как дыхание. И в то же время недостижимая. Это было похоже на детские мечты, когда она представляла себе, что умеет летать. Тогда она была убеждена, что коль скоро люди умеют плавать, то когда-то были созданы и для того, чтобы летать. Но у них были слишком слабые крылья, и вместо того чтобы тренировать их, они начали сомневаться в своих возможностях. Поэтому крылья стали не нужны, и они были отняты у людей.
Каролина в детстве тоже фантазировала, что умеет летать. Она считала, что об этом мечтают все люди.
Конечно, это соблазнительно. Хотя, должна признаться, лично я никогда не считала, что во мне таится способность к полету. Берты летать не могут. Розильды – может быть, или Саги-Каролины,
Лидия оказалась надолго прикованной к постели. Амалия ухаживала за ней, как за ребенком, ласково и неутомимо. Она снова была прежней, от помутнения рассудка не осталось и следа.
С Лидией все еще продолжало случаться что-то вроде обмороков. Во всяком случае так это выглядело. Она могла часами лежать неподвижно. Но когда приходила в себя, казалось, что с каждым разом она все больше возвращается к действительности, и ее отношения с детьми становились все более близкими. Годы словно растворялись, время таяло и исчезало.
Сначала она все время молчала, но постепенно начала делать попытки заговорить с ними. Просила принести воды, спрашивала о погоде или просила открыть окно. Чувствовалось, что она хотела сказать им что-то совсем другое, но пока еще была не в силах. Ее это огорчало, и они это видели.
Но однажды Розильда обнаружила, что может не только говорить, но и петь. Несколько дней она ходила невеселая, все думала о чем-то. Когда мы спросили, что ее так угнетает, она неохотно призналась, что иногда боится своего голоса. Он казался ей таким чужим и холодным, как будто был искалечен долгими годами молчания. Порой это доходило до того, что она отказывалась говорить и снова начинала писать в своем блокноте.
И вот как-то утром, когда они с Каролиной купались в озере, Розильда вдруг запела. Нам всем, включая Лидию, ее пение очень понравилось. С этого момента Лидия словно бы обрела второе дыхание и стала возвращаться к жизни.
Каролина знала множество песен. Арильд принес свою скрипку, мы пели, и спустя какое-то время Лидия тоже присоединилась к нам. Она взяла у Арильда скрипку, внимательно рассмотрела ее и сказала, что когда-то эта скрипка принадлежала ей. Она даже вспомнила песни, которые пела Арильду и Розильде, когда они были детьми. Но маленькой Каролине она никогда не пела и не играла. Каролина даже не знала, что ее мама умеет петь.
Я заметила, что она не вполне счастлива. Даже при том, что у них была одна мать, Каролина чувствовала, что ее положение в Замке Роз не такое, как у Арильда и Розильды. Они были здесь дома, а она нет. Разумеется, никто не относился к ней как к чужой – напротив, все старались ей угодить. Но, как ни странно, сейчас она чувствовала себя в гостях больше, чем в то время, когда выдавала себя за моего брата.
Она сказала, что с тех пор как начала догадываться о том, кто такая Лидия Стеншерна, – а вместе с тем поняла, кто такая она сама, – она стала все чаще думать, что ей здесь не место, хотя должно было быть наоборот.
С этой женщиной, которая, как теперь выяснилось, была ее матерью [11] , она впервые столкнулась за дверью своей квартиры. Тогда Каролина приняла ее за привидение. Потом она возникала в разных местах: в поезде, среди зрителей в театре, на улицах Стокгольма. И наконец, в коридорах замка.
11
Она и ее покинула – как близнецов Арильда и Розильду