Дети ворона

Яковлева Юлия

— Мы можем обменять эти сведения на пирожные, — встрял Шурка. И зря.

Голуби взвились в воздух, хлопая крыльями. В воздухе, казалось, нечем стало дышать.

— Отдай! Наши! Мы здесь живем! Всё наше!

Клювы и крылья ударяли больно.

Таня сдернула с веревки чье-то махровое полотенце и принялась вращать им как пропеллером.

Голуби шарахнулись прочь.

— Наше! Наш чердак! Наш! Наш! Наш! — гудели они с безопасного расстояния.

— Это мы еще посмотрим!

Таня подняла кусок доски и кинула в голубей.

Они

отпорхнули еще дальше. Теперь в темноте слышался только гул, слов было не разобрать.

Шурке всё это надоело. Он хотел обратно в тот мир, где воробьи чирикают, вороны каркают, сороки трещат, а голуби воркуют. Где мама, папа и Бобка дома.

Таня крепко обняла его. Они вжались в угол, обняв друг друга. Вглядывались в темноту, чтобы не пропустить внезапный вражеский маневр. Но голуби то ли спали, то ли хорошо притворялись. Темнота была полна теней, шорохов, вздохов, лунный луч слепо трогал всё, что подворачивалось. Тени медленно и нестрашно ходили по стенам и потолкам. Они словно вливались в глаза, заполняя изнутри. Они текли, текли, текли…

Первое, что увидел Шурка утром, была пустая коробка, перемазанная кремом. К следам крема прилипло несколько сизых перьев.

— Гады!

Шурка пнул коробку ногой. Но голубей и след простыл: они разлетелись по своим сорным дневным делам.

Таня спала, натянув до подбородка боевое полотенце, носки ботинок торчали из-под него.

— Танька, — потормошил Шурка сестру и засмеялся: — Вот нам от мамы сейчас влетит.

— Чего? — Танька вытянула ноги и заохала: — Ой, гвоздики в ногах… Ужас! Мы что, всю ночь здесь просидели?

— Мама небось сама не своя там. Соседей на ноги подняла. Милицию вызвала. В больницы звонит.

— Ужас какой! Бежим скорее!

К их огромному облегчению, на двери не было больше ни таинственного листка с чьим-то автографом, ни печати на веревочках.

Шурка с облегчением засмеялся.

Таня вставила ключ.

Ключ не подошел.

Она и Шурка уставились на него, как будто надеясь прочесть ответ в его бороздках.

Вдруг их дверь отворилась сама. Изнутри. На пороге стояла тетя Рита в халате. На голове у нее были бигуди.

— А вам чего? — мрачно выплюнула она.

— Мам-мммм-ма… — тихо завыл Шурка.

— Где наша мама? — спросила Таня, стараясь заглянуть за тетю Риту.

Комната родителей выглядела как вчера утром. Только одежда на вешалке была чужой. На комоде стояли чужие фотографии. А на кровати, под чужим красным одеялом, лежал дядя Коля, муж тети Риты.

— Мама твоя где? — ощерилась в улыбке тетя Рита. — Дурная ты или дурочку разыгрываешь? Пошли вон отсюда, а то милицию позову.

— Моя скрипка, — проговорила Таня помертвевшими губами: ее глаза остановились на футляре, прислоненном к печке.

— Ничего тут твоего больше нету. Мы тут теперь живем. Всё теперь наше.

— Отдай

ей пиликалку, тебе она зачем, — лениво отозвался с кровати дядя Коля. — На улицах за копейку играть, может, будут, сиротки.

Дверь перед носом Тани захлопнулась.

Шурка часто моргал. Таня стояла ни жива ни мертва. Они никак не могли переварить услышанное.

Дверь снова отворилась. В Танины руки ткнулся прохладный гладкий футляр.

Дверь снова хлопнула. Теперь уже окончательно.

Шурка был так перепуган, что не мог даже заплакать, только дрожал. Таня тупо прижимала к груди футляр. Большая тяжелая мысль всё никак не желала поместиться в уме, как ее ни укладывали, как ни поворачивали.

— А ну пошли отсюда!!! — завопил кто-то на другом конце коридора.

Видно, опять поссорились на кухне соседки, подумал Шурка.

Из кухни выбежала соседка тетя Катя — тощая, но жилистая и сильная. В мокрых красных руках она держала полотенце. Лицо у нее было перекошено. Точно, на кухне поругались, подумал Шурка.

Мокрое кухонное полотенце хлестнуло его по лицу. Потом обрушилось на Таню.

— Из-за вас нам всем потом расхлебывать! А ну пошли отсюда! — тетя Катя принялась обеими руками толкать их к выходу. От нее пахло мылом. Шурку мотало как тряпичного. — Здесь мы живем!

— Мы тоже! — пискнул Шурка.

— Что вы делаете! — крикнула жалобно Таня.

— Ничего вашего здесь нет! — это опять высунулась тетя Рита: видимо, ей хотелось полней ощутить вкус победы.

В коридор стали выглядывать соседи.

— Помогите! Пустите! — извивалась Таня.

Но никто не спешил на помощь.

Тетя Катя волокла Таню и Шурку по коридору.

— Правильно! Так их! Наплодились враги! Всё их гнездо уничтожить пора.

— Гони их отсюда!

— Еще не хватало, чтобы из-за них на нас кинулись!

— Мы же ничего не сделали! — крикнул Шурка.

— Нет-нет-нет-нет-нет! — застрочило и затрещало отовсюду, захлопали двери.

— Как бы чего не вышло…

— Не рассказывайте. Не хочу знать…

— Меньше знаешь — крепче спишь…

— Я ничего не знал…

— Я ничего не слышала… Не видела…

— Мое дело — сторона…

Коридор вмиг онемел и ослеп.

Тетя Катя выбросила детей на лестничную площадку. Большая дубовая дверь захлопнулась, блеснув на прощание всеми своими табличками. Замок щелкнул. Тишина в подъезде стала звенящей.

— Глянь, Шурка, — прошептала Таня еле слышно.

Там, где еще вчера была табличка с их фамилией и надписью «три длинных», остались только четыре дырочки. В них было что-то такое окончательное, бесповоротное, что противиться этому было уже поздно.

— Идем к тете Вере, — бесцветным голосом проговорила Таня, тронув Шурку за плечо.

Он широко открытыми глазами смотрел на четыре дырочки, словно сквозь них ушло что-то важное.

— Идем, — повторила Таня.