Дети восьмидесятых
Шрифт:
Хороший папа и хорошая мама, хорошие супруги — это не те качества, которые могут появиться вдруг на пороге загса. Это — c детства.
Пришли мы в детский дом. Каждый нёс большую сумку с подарками: договорились отдать малышам свои самые любимые игрушки. В первый день дали большое представление театра «Смешинка». Малыши были очень рады. Потом мои работали в детском доме на субботниках, занимались с ребятишками, гуляли и играли с ними. На уроках труда вышивали кармашки для расчёсок, делали игрушки.
Расставаться каждый
— А когда вы ещё придете? — малыши.
— А когда мы ещё пойдем? — мои, по дороге домой.
В конце учебного года ходили уже и без меня, даже на субботники. Работу организовывали бригадиры (строгий народ!): Виталик, Паша, Антон, Серёжа Ш., Саша Ш., Женя М. На субботниках приходилось нелегко: и класс надо убрать, и на пришкольном участке много работы, а больше всего — в детском доме. (Мнение завуча: «А зачем вы туда ходите? Вам ведь никто не поручал. Вечно вы так»).
Анна Даниловна, директор и мама детдомовцев, всегда была нам рада, отмечала самостоятельность и трудолюбие ребят. Она послала, несмотря на мои протесты, благодарность III «Б» классу, Адресовала администрации и попросила вручить ребятам на линейке. Но письмо так до них и не дошло.
И это, я думаю, хорошо. Мы ходили в детдом и делали всё для малышей — не для того, чтобы похвалили. Конечно, приятно, когда тебя хвалят заслуженно, но, когда на дворе такое странное время, когда критерии хорошего и плохого вывернуты наизнанку и поставлены с ног на голову, полезно выработать критерии собственные, жить в согласии со своей совестью, не очень-то обращая внимание и на похвалы, и на ругань. Помогли ребятишкам, принесли им хоть немного радости — и хорошо.
В школе столкновения с «окружающей средой» участились. Куда от неё денешься! Сбежать от неё мы не можем, изменить что-либо не в силах. Остаётся противостоять и бороться, хотя силы ох как не равны!
Заходим в столовую, направляемся к своему столу и видим: шестиклассник хватает с тарелки котлету (значит, Лена или Сережа или ещё кто-то останется голодным) — и бежать. Влетает в мои объятия.
— Положи на место.
— А чё, я ничё, — растерянно. И уже увереннее: — Я её не брал.
— Ты меня понял?
— Да я правда не брал! — на глазах наглея.
— А что у тебя в руке?
— Это? Это моя котлета!
— Бывает и такое. Но только что она была чужой.
— Да не брал я у вас котлету! Я только хлеб взял! — прибавляя истеричности (авось подмога подойдёт).
— …С тарелки, где лежали одни котлеты?
Ребята молча слушают наш диалог.
— Ну чё вы, жалко хлебд, что ли… — заныл жалобно, увидев поблизости избавление.
Подходит его классная руководительница. Резко, не пытаясь разобраться:
— Ну что вы в самом деле! Ребёнок взял кусок, хлеба — что тут страшного?!
«Ребёнок» мигом улизнул, унося добычу. Один из моих останется голодным. Один из её отрабатывает навык перехода границ, навык
Подходим к столу. Паша — он дежурный бригадир — сообщает с гневом.:
— С.Л., пока мы накрывали, у нас со стола старший мальчишка стащил бутылку молока.
(Нам тогда на 40 человек давали 2 поллитровые бутылки молока. Но никто его не трогал, хотя многие любят: Лена и Лариса после тяжёлой болезни на диете — отдавали им.)
— А что же вы, дежурные?
— Мы ему говорили, чтобы на место поставил, а он замахнулся на нас и обругал нехорошими словами.
— Где он?
— Вон там, на подоконнике сидит, наше молоко пьёт.
Подхожу. Диалог по принятой у нас в школе схеме (см. выше).
Налетает классный руководитель, она же председатель профкома:
— Что случилось?
Выслушав меня, всплескивает руками:
— Да что вы говорите?! Не может быть!
Ему:
— Это правда?
Нечаянно позиция выскочила: он должен подтвердить, правду ли я говорю. Ответ мы услышали стандартный, вызывающий у меня аллергию пополам с тошнотой:
— А чё, я ничё… Они мне сами отдали!
— Ну что же ты так, а? Ты больше так не делай, это нехорошо. Они дают, а ты бы не брал…
Он ухмыляется и согласно кивает.
Опять безнаказанность проступка.
И в хорошем, и в плохом невозможно стоять на месте. Идёт развитие или деградация. Так что в следующий раз нас попросту обобрали, оставив половину класса без еды.
Ставлю вопрос на педсовете — директриса спускает его На тормозах. Всё тихо и гладко, никакого вопроса нет, И все молчат.
— Неужели вы не понимаете, что все это кончится бедой?! Сегодня забирают завтраки на глазах у своих учителей, грабят и бьют на школьном крыльце. Этого еще мало? Чего вы хотите дождаться завтра?!
— А вы, С.Л., провожайте детей из школы, тогда их и грабить не будут. А то довели до раздевалки — и до свидания!
Дан отпор проискам «врага». И снова всё в порядке. Главное — тихо.
Вскоре неизвестные залезли в школу ночью и разгромили пионерскую комнату, а через некоторое время — столовую.
На ближайшем партсобрании, «плановая тема» которого «Молодым строителям коммунизма — качественные знания, коммунистические убеждения», журчали правильные подготовленные речи о наших больших достижениях и ма-аленьких отдельных недостатках. О том, что надо укреплять… усиливать… увеличивать… О ЧП — ни звука: если о проблемах не говорить, то их как бы и нет.
Я знала, что партсобрание будет именно таким, как всегда, и заранее пригласила зам. начальника РОВД: думала, постесняются коммунисты докладывать о полном благополучии в присутствии человека, которому на голову свалились результаты нашей бурной воспитательной деятельности. Думала, что заговорят наконец о болезни школы и мы найдём какой-то выход из тупика.