Дети

Смолл Мередит

Изобретение детства

Детство – это период активного развития мозга, когда ребенок, играя и слушая других, учится обращаться с окружающими его предметами, общаться с другими и начинает постигать законы культуры [36] . Логично, что, растяни мы этот период подольше, чтобы ребенок успевал выучить всю необходимую ему информацию – скажем, с двухлетнего возраста и до, например, семи, – это дало бы нашему виду конкурентное преимущество.

Такой этап несложно было бы создать в жизненном цикле любого млекопитающего или примата – достаточно взять период до полового созревания и растянуть его, чтобы туда вмещался весь этот затяжной период раннего обучения. Этого можно добиться либо замедлив весь темп взросления, либо выборочно притормозив рост и развитие на отдельных возрастных этапах. В любом случае получится, что ранние этапы жизненного цикла растянутся наподобие тянучки, вплоть до того что каждый из них начнет распадаться на еще несколько индивидуальных частей [37] .

36

Bogin 1998.

37

Bogin 1997.

Большинство

биологов думают, что именно так и возник феномен детства. Представляют они это себе так: людям нужно так много узнать о культуре, в том числе о том, как пользоваться инструментами, словами и символами, что те особи, которые оттягивали наступление зрелости и дольше учились пользоваться инструментами, словами, символами, а также прочим необходимым для выживания навыкам, с очевидностью получали преимущество. У них была больше продолжительность жизни, более многочисленное потомство, и они передавали больше своих генов потомкам. К сожалению, реальность человеческого детства не вписывается в эту аккуратную схему, как не вписывается туда и то, что мы знаем об эволюции.

Мой знакомый антрополог Барри Богин из Мичиганского университета, худощавый высокий мужчина с пристальным взглядом, считает, что детство вовсе не явилось результатом замедления взросления после периода младенчества и отсрочивания наступления половой зрелости. В этом просто нет смысла, утверждает он. Во-первых, скорость, с которой растут наши тела, не постоянна. Разнообразные кривые роста, отражающие скорость и этапы развития мозга, всего тела и репродуктивных органов, настолько сложны, что банально растянуть отрезок от младенчества до подросткового возраста не получится. Барри считает, что имело место нечто гораздо более радикальное. Его революционная идея гласит: детство намеренно создали как совершенно новый этап жизненного цикла.

В большинстве стран мира за детьми ухаживают старшие дети; тем самым они позволяют своим родителям работать (фото Р. Киркпатрика)

С точки зрения доктора Богина, детство придумано не для того, чтобы дать ребенку время научиться, но потому что это давало его родителям репродуктивное преимущество. Дети, хотя они и нуждаются в пропитании, защите и пока еще не способны жить самостоятельно, достаточно независимы, чтобы о них могли заботиться другие, в том числе дети постарше. Родители, таким образом, могут с успехом переложить большинство забот о воспитании младших на других, а сами получают возможность родить еще одного ребенка. Иными словами, детство возникло для того, чтобы увеличить успех размножения родителей, позволить им иметь больше детей, а не для того, чтобы дети могли дольше учиться. Конечно, обучение все равно остается главной задачей детства, но потребность в обучении не обязательно объясняет возникновение самого феномена детства. В конце концов, именно родители, а не сами дети, решают, чем конкретно должны заниматься их отпрыски. Стало быть, гораздо логичнее было бы попытаться найти объяснение феномену детства с точки зрения удовлетворения репродуктивных потребностей родителей.

В подтверждение своей теории доктор Богин приводит тот факт, что кривые роста ведут себя совершенно непредсказуемо. К примеру, мозг новорожденного растет бешеными темпами и успокаивается только годам к семи. Тело растет попеременно то с постоянной скоростью, то резкими скачками, особенно в возрасте около пяти лет и в подростковом возрасте. Зубы, на формирование которых уходит очень много питательных веществ и которые жизненно необходимы ребенку, чтобы питаться самостоятельно, вырастают сначала в год, а затем между пятым и десятым годом жизни выпадают и сменяются коренными. А репродуктивные органы находятся в относительно «спящем режиме» примерно до десяти лет. Иными словами, график роста ребенка выглядит весьма непрямолинейно, что в чем-то помогает ребенку, а в чем-то ограничивает его возможности, и части этой кривой не очень хорошо скоординированы между собой. Как выражается доктор Богин, на то, чтобы вырасти в полноценного взрослого, у человека уходит около двадцати лет и путь его физиологического становления напоминает скорее синусоиду, чем прямую [38] .

38

Bogin 1997.

Мы также, как замечает Барри, довольно скромно размножаемся: насекомые откладывают сотни личинок, рыбы мечут сотни икринок, грызуны приносят многочисленное потомство по нескольку раз в год, но мы, люди, обычно рожаем одного ребенка не чаще раза в год, а то и реже. В этом мы подражаем приматам: обезьяны и высшие приматы также рожают по одному детенышу через довольно долгие промежутки времени.

Иными словами, мы – долгоживущий, сложно развивающийся, медленно взрослеющий, малоплодовитый вид. Если весь смысл в том, чтобы произвести как можно более многочисленное потомство и как можно скорее довести его до полового созревания, вся эта совокупность черт должна нам только мешать.

Ответ, полагает доктор Богин, лежит в способности людей адаптироваться к определенным особенностям нашего развития, в особенности к неврологической и физиологической зависимости младенцев, и превращать эту зависимость в часть успешной репродуктивной стратегии. В сравнении с приматами и другими млекопитающими у людей, оказывается, сравнительно короткий период подлинного младенчества. Филлис Ли собрала данные о том, в каком возрасте детеныши 88 разных видов крупных млекопитающих впервые начинают пробовать твердую пищу, и сравнила это с данными по различным человеческих сообществам [39] . У большинства

млекопитающих детеныши переходят на твердую пищу, когда они набирают вес в два раза больший массы их тела при рождении, но окончательно отлучаются от груди, только когда набирают в весе втрое или вчетверо. У приматов этот момент откладывается еще дальше: у низших приматов детенышей отлучают от груди, когда они набирают в весе в среднем вчетверо, а у высших, таких как шимпанзе и орангутанги, детеныши окончательно переходят на твердую пищу, только набрав в весе в шесть раз больше массы тела при рождении и более. Но люди, что странно, не продолжили эту тенденцию как можно дольше кормить младенцев грудью. Можно было бы ожидать, что, раз наши груднички беспомощнее всех других детенышей и мозг у них формируется дольше всех, матери кормили бы их как можно дольше. Младенцы должны были бы нуждаться в материнском молоке очень долго – минимум столько же, сколько и их далекие родичи-приматы. Но вот ведь странно: у людей все ровно наоборот; в том, до какой прибавки в весе матери выкармливают своих детей, люди похожи скорее на мелких млекопитающих и совершенно не похожи на приматов. Во многих культурах матери несколько лет кормят детей грудью. Но при этом в этих культурах они всегда довольно рано, еще на первом году жизни, начинают прикармливать их твердой пищей [40] . А в индустриализованных странах, где кормление грудью менее распространено и продолжается в среднем только четыре месяца [41] , детям впервые дают пробовать твердую пищу, когда те прибавили в весе только вдвое – в четыре месяца или около того [42] . Иными словами, в том, при каком весе младенца люди начинают приучать его к твердой пище, они весьма не похожи на приматов.

39

Lee, Mayluf и др. 1991.

40

Small 1998.

41

Обратите внимание, что в индустриализованных странах по меньшей мере каждый второй ребенок находится на искусственном вскармливании и потому в данной статистике вообще не учитывается – ведь их уже с самого начала может кормить кто-то кроме матери.

42

Dettwyler 1995 and Lee, Mayluf et al. 1991

Доктор Богин считает, что как только ребенка переводят на твердую пищу и отлучают от груди, период его абсолютной зависимости от матери подходит к концу. Отлученного от груди ребенка по-прежнему нужно кормить, но теперь этим может заниматься любой, а не только его мать. Такому ребенку все равно требуется специальная пригодная для него легко усваиваемая пища, и даже когда он начинает есть более-менее самостоятельно, ему все равно нужна еда, которую он мог бы с легкостью брать и разжевывать. Но, опять-таки, важно то, что обеспечивать его этой едой может любой, не только мать. В плане кормления человеческие грудные дети в сравнении с другими приматами очень быстро переходят от младенчества к детству – той стадии, когда они менее зависят от родителей и когда ухаживать за ними и кормить их может любой.

Вот в чем заключается идея доктора Богина. Люди, а особенно их мозг, развиваются так медленно, что младенцам требуется много времени, чтобы дойти до половой зрелости, и родители должны много лет заботиться о детях, пока те не в состоянии заботиться о себе сами. Как говорит антрополог Джейн Ланкастер, люди – единственные животные, продолжающие кормить свой молодняк даже после отлучения от груди [43] . Зато им, в отличие от всех остальных, сравнительно рано предоставляется возможность кормить их чем-то кроме молока. И с чисто эволюционной точки зрения это дает нам огромное преимущество. Когда женщина постоянно кормит грудью, у нее не наступает овуляция; а значит, выкармливая ребенка до той же стадии развития и роста, на которой молодняк полностью отлучают от груди другие животные, женщина не могла бы рожать следующего ребенка, пока предыдущему не исполнилось бы семь-десять лет. Важно, что в плане эволюции люди тогда были бы самыми медленно размножающимися существами на планете – и на деле, надо полагать, не успели бы размножиться вовсе. С настолько зависимыми младенцами, за которыми нужно ухаживать долгие годы, с точки зрения эволюции женщине гораздо более осмысленно побыстрее перевести ребенка на детскую пищу и найти кого-то, кто помогал бы с кормлением – отца, других членов семьи или племени, а самой зачать следующего.

43

Lancaster and Lancaster 1983.

Идею Барри Богина подтверждают и сведения о сравнительной продолжительности интервала между родами у высших приматов и людей. В 1994 году антрополог Анна Зеллер решила выяснить, чем отличается репродуктивная картина людей от приматов, сравнив, сколько времени проходит у них между рождением потомства [44] . У высших приматов детеныши рождаются, как правило, раз в пять лет. Но у людей, как обнаружилось, интервал между родами гораздо короче. В сообществах, где единственным фактором, отсрочивающим зачатие, является кормление грудью, женщины обычно рожают раз в три-четыре года. За всю жизнь они рожают больше детей, чем любой из видов приматов. По теории доктора Богина, люди по сравнению со своими предками-приматами укоротили этот интервал. И в результате потенциально смогли оставлять после себя более многочисленное потомство, что давало им эволюционное преимущество над приматами. Надо полагать, наши прародители встали на этот эволюционный путь довольно давно, что может быть одним из объяснений того факта, что приматы в плане воспроизводства не добились особых успехов, тогда как популяция людей продолжает увеличиваться.

44

Zeller 1994.