Детская игра

Хилл Реджинальд

Все оцепенели, но уже через минуту вокруг могилы поднялась суета. Кто-то рванулся вперед, чтобы помочь Хьюби, кто-то бросился назад за подмогой. Руби Хьюби прыгнула в яму к супругу и приземлилась, ударив его коленями по почкам. Иден Теккерей, не нуждавшийся больше в защите, выпустил мисс Кич из рук, но тут же вынужден был снова подхватить ее, так как старуха начала медленно сползать в открытую могилу. С лица викария исчезла добродушная улыбка, а Род Ломас, перехватив взгляд Лэкси Хьюби, стоявшей по другую сторону могилы, громко расхохотался.

Постепенно порядок

был восстановлен, и могила была очищена от всех, кроме ее законной обитательницы. Только теперь большинство присутствующих осознало, что в какой-то момент среди общего замешательства незнакомец, вызвавший его, исчез. Когда выяснилось, что ущерб был нанесен только голубому костюму Джона Хьюби, мисс Кич, все еще пребывавшая в объятиях Идена Теккерея, дала понять, что похороны продолжаются, объявив, что холодные закуски ожидают тех, кто вернется вместе с ней в Трой-Хаус.

По дороге с кладбища Род Ломас нагнал Лэкси Хьюби и прошептал ей на ухо: «Ничто в жизни тети Гвен не шло ей больше, чем ее смерть, вы согласны со мной?»

Девушка взглянула на него с тревогой и смущением. Род улыбнулся в ответ. Нахмурившись, Лэкси поспешила к своей сестре, которая обернулась назад и поймала взгляд молодого человека. Тот весело подмигнул, заставив Джейн покраснеть.

Глава 2

Фасад театра «Кембл» был в плачевном состоянии. Освободить старый театр в эти тяжелые времена от игровых автоматов, обновить, переоборудовать и реставрировать его, привлечь общественные фонды и выклянчить у частных спонсоров деньги на финансирование работ — все это было актом веры или безумия, смотря как это расценивать; и разногласия на сей счет в местном совете возникали отнюдь не по партийному признаку.

Но желание было велико и дело было сделано! Кремово-серый камень был очищен от столетней грязи и копоти, и шекспировские стихи одержали победу над посетителями, игравшими ранее с автоматами в «Бинго».

Однако сегодня громадные афиши, извещавшие о грандиозной премьере «Ромео и Джульетты», были сорваны, а в глаза бросалась яркая надпись, сделанная пульверизатором и буквально затмевавшая камень, стекло и дерево своим непристойным размахом:

УБИРАЙСЯ, НИГГЕР!

ЧАНГ — КАЮК!

БЕЛЫЙ ОГОНЬ СОЖЖЕТ ЧЕРНЫХ УБЛЮДКОВ!

Выйдя из театра, сержант Уилд еще раз взглянул на его фасад. Муниципальные рабочие уже принялись отмывать надпись, но было ясно, что работа эта займет много времени.

Прибыв в полицейский участок, он пошел узнать, вернулся ли из больницы его непосредственный начальник, инспектор сыска Питер Паско. На подступах к кабинету инспектора по глухому рокоту, похожему на раскаты грома в соседней долине, Уилд догадался, что Паско вернулся и сейчас выслушивает лекцию по какому-то необычайно важному полицейскому предмету, а читает лекцию суперинтендант Эндрю Дэлзиел, начальник уголовно-следственного отдела полиции Среднего Йоркшира.

— Подходящая кандидатура! — услышал он возглас Дэлзиела, входя в комнату. — Какие шансы, по мнению Брумфилда, у Дэна Тримбла из Корнуэлла?

— Три к одному. Конечно, теоретически, сэр, — сказал Уилд.

— Разумеется. Ставлю на него пять теоретических фунтов!

Уилд молча взял деньги. Дэлзиел имел в виду сугубо незаконную тетрадь ставок, которую сержант Брумфилд завел в связи с предстоящим назначением нового начальника полиции. Краткий список претендентов был уже объявлен, и через две недели им предстояло пройти собеседование.

Паско, с некоторым неодобрением относившийся к подобному легкомыслию в серьезных полицейских делах, спросил:

— Как дела в театре «Кембл», Уилди?

— Надпись будет отмыта, — ответил сержант. — А как тот парень в больнице?

— С ним дело посложнее. Они раскроили ему череп! — сказал Паско.

— Ты полагаешь, эти две вещи как-то связаны? — удивился Дэлзиел.

— Но ведь он черный и член труппы «Кембла».

Нападение, о котором шла речь, произошло, когда молодой актер после вечеринки с друзьями возвращался из бара домой. Его нашли жестоко избитым в аллее в шесть часов утра. Парень не мог вспомнить, что произошло с ним после того, как он покинул бар.

Неприятности в театре «Кембл» начались вслед за назначением Эйлин Чанг художественным руководителем театра. Чанг, евразийка ростом шесть футов два дюйма и с явным пристрастием к рекламе, тотчас отправилась на местное телевидение и объявила, что при ее правлении «Кембл» станет форпостом радикального театра. Встревоженный корреспондент спросил ее, означает ли это, что театр будет посажен на диету из современных политических пьес?

— Радикальное содержание, а не форма, радость моя, — нежно заметила Чанг. — Мы собираемся начать с «Ромео и Джульетты», полагаю, эта пьеса достаточно старомодна для вас?

На вопрос, почему именно «Ромео и Джульетта», она ответила:

— Это пьеса о злоупотреблении властью, о психологическом насилии над детьми, о деградации женщины. Кроме того, она в программе неполной средней школы в этом году. Дорогой мой, мы затащим на нее детей. Ведь они — наша завтрашняя аудитория, и они ускользнут от нас, если мы не удержим их сегодня!

Эта беседа встревожила многих отцов города. Но кое-кто, в том числе и Паско, были от нее в восторге. Паско, жена которого была секретарем «Группы борьбы за женские права», сразу же связался с Чанг. С их первой встречи она говорила о своем новом актере с таким обожанием, что Паско из чувства, которое он про себя определил как ревность, стал называть ее Большая Эйлин.

Именно после этого телеинтервью посыпались неприятности: непристойные намеки по телефону, письма с угрозами. Нападение предыдущей ночью и акт вандализма в театре были первыми реальными проявлениями этих угроз.

— Что сказала Большая Эйлин? — спросил Паско.

— Ты имеешь в виду мисс Чанг? — поправил его Уилд. — Естественно, она возмущена. Но, сказать по правде, больше всего ее встревожило, кем заменить парня, лежащего в больнице. У него, кажется, важная роль, а в следующий понедельник у них должна состояться премьера, так я думаю.