Детская игра
Шрифт:
— Но ты же зарабатываешь себе на жизнь.
— Точнее — на выживание. Чанг поступила верно, взяв меня на две роли. И ты сейчас лежишь в постели не с храбрым и остроумным Меркуцио, а с Аптекарем. «Кто зовет меня так громко?», а Ромео отвечает: «Подойди сюда, старик, я вижу, что ты беден».
— Вы, актеры, ив жизни останетесь таковыми. А каким был твой отец?
— О, моя маленькая хитрая Лэкси! Это был последний великий актер. Считается, что я унаследовал это от мамы, но у нее хрупкий, слабенький, ограниченный талант. Папа был другим. Он переходил от одной роли к другой с бесконечной
Род замолчал. «Сейчас, — подумала Лэкси, — он использует свой талант, чтобы скрыть, а не обнаружить собственные чувства».
— Тебе его не хватает? — спросила она прямо.
— Да, я тоскую по нему! Мама великолепна, мы с ней, как правило, ладим. Но папа был чем-то особенным.
— Теперь я начинаю понимать, как развивались события.
— Какие события, Лэкси? — Ломас взглянул на нее ошарашенно. — Я теряюсь в догадках…
— Что тебя так смутило?
— Знаешь, я вдруг перестал понимать, зачем я здесь.
— Несколько бестактно с твоей стороны.
— Нет, не то… Лэкси, почему ты сказала полицейскому, что в пятницу я был с тобой в оперном театре? Да еще и намекнула, что мы провели ночь вместе?
— Тебе понадобилось много времени, чтобы задать этот вопрос. Что тебя интересует: почему я сделала это или почему решила, что должна поступить именно так?
— Ох, ты слишком долго вращалась среди юристов! Ладно, ставлю вопрос так: почему ты подумала, что это нужно сделать?
— Видишь ли, — начала она медленно, — я догадалась, отчего полиция интересуется этим. Услышала кое-что на работе… в общем, подслушала телефонный разговор… Я знала, что Понтелли останавливался в Лидсе и что какой-то человек разыскивал его там в пятницу.
— И что же натолкнуло тебя на мысль, что это как-то связано со мной? — удивленно воскликнул Ломас, пытаясь вспомнить, как в театральной школе его учили изображать искреннее недоумение.
Она разглядывала его с вежливым равнодушием продюсера, на которого актерская игра не произвела впечатления, и Ломас понял, что роли он не получит.
— Это казалось мне вполне вероятным, потому что именно ты предложил Понтелли объявить себя Александром Хьюби, не так ли?
Ломас резко тряхнул головой, но это не означало, что он отрицает слова Лэкси. Скорее он напоминал боксера, получившего прямой удар в челюсть. Выскользнув из кровати, он застыл перед ней в позе, которую можно было назвать угрожающей.
— О Лэкси! — только и смог он выдавить из себя. — О маленькая, маленькая Лэкси!
Глава 7
Роду Ломасу понадобилось сделать круг по комнате и выкурить полторы сигареты, чтобы вновь обрести дар речи.
Он не стал отрицать ее обвинения, лишь спросил:
— Как ты об этом узнала?
— Я была на похоронах и видела лица всех в ту минуту, когда появился Понтелли. Все были в шоке, замешательстве, ярости. Все, кроме тебя.
— А что было на моем лице?
— Удовольствие. Тебя забавляло то, что происходит.
— В этом, возможно, виновато мое извращенное чувство юмора.
— Возможно. Но я видела тебя и на премьере. Ты играл ужасно!
— Ну, спасибо.
— Я заходила в твою гримерную, в глаза мне бросился свежий номер «Ивнинг пост» с фотографией Понтелли. Я сразу подумала, что ты, должно быть, увидел ее незадолго до своего выхода на сцену. Именно тогда ты и узнал, что он мертв.
— По крайней мере, ты не считаешь, что это я убил его! — сказал Ломас с легкой усмешкой.
— Если бы я так думала, то не сделала бы этого, — ответила Лэкси спокойно. Ломасу было не ясно, к чему относилось слово «этого». Он почувствовал, что находится у нее в руках, но какой-то странный отросток его возмущенного «я» все еще извивался в груди молодого человека. Лэкси сидела в изголовье кровати, голая, подтянув колени к подбородку, и наблюдала за ним. Ее пристальный взгляд и то, что она не замечала своей наготы, заставили его вспомнить о собственной наготе — и он инстинктивно опустил руку вниз.
Чуть заметная улыбка на лице Лэкси заставила его «я» взбунтоваться с новой силой.
— Ты выглядишь так, будто сошла с плаката «Поможем голодающим!», — усмехнулся Ломас.
Насмешка произвела неожиданно сильный эффект.
— Не нахожу это смешным! — отрезала Лэкси.
— Ох, мы, оказывается, очень переживаем из-за нашей фигуры.
— Я переживаю за тех, кого вижу на плакатах «Поможем голодающим!».
Это замечание чуть не вызвало у Ломаса очередной приступ уязвленного самолюбия, но вместо этого ему вдруг стало спокойно и легко.
— Извини, я не хотел сказать ничего дурного. Просто пытался уйти от серьезного разговора.
— Не пытайся, — посоветовала Лэкси.
— Но это очень длинная история, — предупредил он.
— Иди ко мне и расскажи все.
Род Ломас поведал свою историю Лэкси Хьюби, лежа рядом с ней на узкой кровати, принадлежавшей когда-то пропавшему мальчику, носившему одно с ними имя. Впрочем, история эта оказалась не такой уж и длинной. Она была просто запутанной. Не из-за сюжетных переплетений, а потому, что в ней смешалось все — сознание вины, сомнения, гордость…
— Идея принадлежала моему отцу, — начал Ломас. — Конечно, его нет в живых уже три года, но идеи, подобные этой, не рождаются за одну ночь. Я не знал о ней ничего, пока он был жив. Отец не хотел, чтобы даже самые дорогие и близкие ему люди знали о его ловких проделках. Бог мой, он бы мог править миром, если бы считал, что это чего-нибудь стоит!
— Ты ведь не думаешь, что он покончил с собой?
— Нет, Боже сохрани! — сердито воскликнул Род. — Весь этот вздор о том, что Он нарочно опрокинул свою машину, потому что его компания рухнула, был выдуман прессой. Отец был оптимистом почище мистера Микобера у Диккенса.