Детская книга

Байетт Антония С.

— Пойдемте из воды, хозяин. Пойдемте домой.

— Оставь меня.

— Как можно? — сказал Филип, выдавая, что сердится. — Я должен доставить вас домой. Помогите мне.

Фладд брыкнул ногой — желая то ли освободиться от Филипа, то ли помочь ему — и под водой поехал целый обвал гальки. Филип обхватил руками тушу Фладда и потянул.

— А ну-ка помогайте мне, — яростно и рассудительно сказал он. — Помогайте себе самому. Пойдем, пойдем.

И они как-то начали карабкаться вместе и выкарабкались на сушу, которая вовсе не была сухой — из-за воды, которая лилась с Филипа и Фладда, и воды, которую выхватывал из моря ветер, хлеща ею землю.

— Зря ты мне помешал, — сказал Фладд,

но не грубо. — Я решил взять и зайти в воду, и идти, не останавливаться. Напрасно ты меня остановил.

— Почему? — спросил Филип. — Почему вы так? Вы великий художник. Вы умеете такое, что многим и не мечталось.

— Оно от меня уходит. Я ничего не могу. Наверное, так и не смогу больше… не смогу… до конца жизни. Вот я и думаю, чего тогда тянуть?

— Это просто настроение такое. У вас оно и раньше бывало — черная полоса. Я видел. А потом вы делали удивительные вещи. Тот горшок с солнцем и облаками, помните? И другой, как пылающая парча. Помните? Если бы вы тогда утопились, тех горшков не было бы.

— Тебя горшки больше заботят, чем я.

— А если и так, это оттого, что я похож на вас. А вы сейчас чуть не утопили нас обоих, и это было бы несправедливо.

Филипу не показалось странным, что он не умолял Фладда спастись ради жены и дочерей.

Как-то раз, пойдя в Лидд закупать провизию, Филип увидел Артура Доббина и обрадовался. Он сказал Доббину, что Фладд «очень подавлен», по-видимому, из-за того, что Имогена уехала в Лондон. Он попросил, чтобы к ним зашел Фрэнк Моллет. Доббин поехал на велосипеде обратно в Паксти и передал просьбу Фрэнку, который сел на свой собственный велосипед и отправился в Пэрчейз-хауз. Фладда не было дома, он опять ушел бродить по болотам, так что Фрэнку удалось поговорить с Филипом, который описал пугающее поведение Фладда и сказал, что почти отчаялся — он не в состоянии все время следить за Фладдом, так как боится толкнуть горшечника на новые выходки, и к тому же должен работать, иначе в доме не будет денег. Филип сказал, что Фладд наотрез отказывается повидать врача, а это ничего хорошего не предвещает. Может быть, Фрэнк с ним поговорит? И добавил, движимый внезапным порывом, что Помона ходит во сне.

— По большей части в мою спальню, — сказал он. — Меня это очень смущает. Я знаю, о чем вы думаете, но она глубоко спит, очень глубоко. Элси мне не верит, но, может, вы поверите.

— Вся эта семья для меня загадка, — ответил Фрэнк. — Вы с Элси ее спасли, если можно так выразиться. Майор Кейн, возможно, спас Имогену, но поверг в безумие остальных. А что миссис Фладд?

— С ней никогда не скажешь, — ответил Филип. — Я ее вижу по временам, когда пытаюсь отвести Помону обратно в кровать. Она выходит в халате, с распущенными волосами и пьет бренди. Она как стиральная доска.

— Стиральная доска?

— Ну да, вся какая-то мятая и в бороздках. Безо всякого выражения на лице.

— По правде сказать, я побаиваюсь Бенедикта Фладда. Я, конечно, поговорю с ним. И напишу майору Кейну.

— Я на это и надеялся. — Филип нахмурился. — Когда он работает, он опасен — горшки требуют медлительности, спокойствия, легкости, а он все делает с удвоенной скоростью. Но и с удвоенной скоростью он все делает хорошо, лучше, чем я когда-либо смогу… Мистер Моллет, он разбил целую партию хороших горшков, которые я сделал и расписал, — просто взял и смахнул на пол.

— Ты на него сердишься?

— Н-нет, — медленно произнес Филип. — Я его люблю, в каком-то смысле. Но он вселяет в меня страх божий.

Бенедикт Фладд злобно ухмыльнулся и сказал Фрэнку Моллету, что не нуждается в его услугах — пока не нуждается.

— Мне недолго осталось

жить на этом свете, молодой человек, и вы мне понадобитесь, чтобы отпустить грехи. Но до тех пор можете мне на глаза не показываться. Я вас сюда не звал. Мне нужно одиночество.

— Вы не один в этом доме.

— Это еще что такое? Это мой дом.

— Я пришел навестить миссис Фладд. И Филипа Уоррена.

— Ой, убирайтесь, пока я в вас чем-нибудь не бросил. Я в плохом настроении, держитесь от меня подальше.

— Филипу нелегко приходится.

— Я знаю.

Письмо от Фрэнка Моллета пришло, когда Проспер Кейн обдумывал очередной визит на большую Всемирную выставку в Париже — она открылась в апреле, когда многие дворцы и павильоны еще не были завершены. Отношения между Англией и Францией охладели из-за бурской войны. Принц Уэльский, президент британской секции, надзиравший за строительством Британского дворца, в 1900 году отказался ступить на землю Парижа. Несколько лояльных британских участников тоже отказались, но Музей Виктории и Альберта постоянно сотрудничал со специалистами по прикладным искусствам из Франции, Германии, Австрии, Бельгии и других стран, где цвело «новое» искусство, предметы которого можно было увидеть на выставке. Проспера Кейна интересовали новые ювелирные изделия — произведения француза Рене Лалика, изысканные австрийские работы новых венских мастерских «Винер Веркштатте» и Коломана Мозера. Проспер ездил в новый венский Музей прикладных искусств; югендштиль, увиденный там и в Мюнхене, привел его в восторг. Проспер собирался в июне поехать на выставку еще раз, на более долгий срок, и у него появилась идея — взять с собой Бенедикта Фладда, чтобы тот посмотрел на новые стили в керамике и чтобы прервать его уединение среди болот. Несколько больших чаш и слегка зловещих сосудов Фладда были выставлены в британском павильоне Эдвина Лаченса.

Кейн отправился в Пэрчейз-хауз и принялся заманивать Фладда возможностью снова посмотреть на «райские» сосуды, покрытые хитросплетением из птиц, зверей, плодов, ангелов и обнаженных человеческих тел: Фладд не видел эти сосуды двадцать лет, с тех пор, как их приобрел бельгийский коллекционер. Кейн сказал, что Фладду интересно будет посмотреть работы Галле и изделия в стиле ар-нуво. Фладд сверлил его злобным взглядом и ворчал, что не был в Париже двадцать лет. Париж и тогда был гнездом толкотни, а сейчас, должно быть, еще хуже, раз туда понаехали толпы вонючих пожирателей чеснока. Но при воспоминании об этих ужасах у Фладда в глазах зажегся интерес, и в конце концов он согласился поехать.

Проспер решил взять с собой сына, так как надеялся, что Джулиан пойдет по его стопам. Он предложил Джулиану пригласить друга, и тот сказал, что хотел бы взять Тома, если тот согласится, но это маловероятно. Оказалось, что Чарльз Уэллвуд тоже едет. Джулиан попросил Чарльза пригласить Тома.

Чарльз пошел в «Жабью просеку», чтобы лично передать приглашение. Уэллвуды из «Жабьей просеки» сидели в саду за чаепитием на солнцепеке. Чарльз объяснил, что Проспер Кейн собирает компанию для поездки на Всемирную выставку, и Джулиан хочет пригласить Тома. Том открыл рот, чтобы, даже не думая, отказаться.

Филлис сказала:

— Он не поедет. Он теперь больше никуда не ходит.

— Он затворник, — подхватила Гедда. — Знаешь, Чарльз, он становится странный. Лучше бы ты меня пригласил.

Том закрыл рот и глаза. Потом снова открыл и сказал, что поедет с удовольствием.

Он становится странным. Он не хотел быть странным. Он хотел быть невидимым.

Чарльз объяснил, что Проспер Кейн уговорил Фладда ехать с ними. Том сказал, что, наверное, Филип Уоррен тоже поедет — ведь ему нужно увидеть новое искусство.