Детская любовь
Шрифт:
Вот вывеска бара; и светящаяся безлюдьем витрина.
После 14 октября Саммеко и Гюро встречались несколько раз, но обедали вместе только однажды, да и то в присутствии третьего лица.
День, последовавший за их первым свиданием, был для Гюро днем горечи. Он самому себе удивлялся, сам от себя бежал. Под вечер он в кулуарах палаты завел разговор с одним из молодых собратьев, радикал-социалистом Пино, депутатом Сартского департамента и личным другом
Остаток дня он провел, ломая перед самим собою комедию, притворяясь, будто не думает больше об этом разговоре, ничего не ждет от него.
Спустя два дня, во время перерыва заседания, к нему подошел Пино.
– Я говорил с Кайо. Его лично твой запрос не смущает. Но, разумеется, из чувства солидарности с советом, он был бы не прочь избегнуть его. Он собирается поручить кому-нибудь рассмотрение этого дела. У него оно не задержится, раз уж он за это взялся.
На другой день сам Кайо остановил Гюро в кулуарах.
– Вам нашли то, что требуется. Есть такая хорошенькая машинка, которую изобрел Рувье в 1903, помнится мне, или в 1904 году. Достаточно подтянуть один винт. Механизм идеальный. Определенный акциз на очистку. Я повышаю его с 1,25 до 1,74. Вам бы это не пришло в голову? Между нами говоря, я сомневаюсь, можно ли сделать больше. Нельзя забывать, что со времени введения этого акциза импорт сырых продуктов понизился на пятьдесят процентов, а импорт очищенных повысился в пять раз. Попытаться еще больше повысить акциз – это значило бы, кажется мне, совершенно убить очистку… Можно подумать, что я вас учу. Но вы это знаете, конечно, лучше меня, потому что на этом собаку съели.
Гюро хотелось ответить или, по крайней мере, так шептал ему с отвратительной внятностью дух противоречия: "Вопрос не в этом, дорогой мой министр. Поощрить ли, убить ли фиктивную очистку – не все ли равно? Страна, понятно, заинтересована в том, чтобы на нашей земле были заводы, оборудованные для действительной очистки. Поощрите действительную очистку, а для этого, наоборот, уменьшите акциз. Но в то же время добейтесь того, чтобы у таможни под носом не провозили под названием сырых продуктов очищенные и мошеннически запачканные продукты. Я прошу вас преследовать не промышленность, а контрабанду".
Этот ответ остался в той области мозга, куда мы складываем нелепости. Действительный ответ был таков:
– Этим вы, конечно, даете мне удовлетворение, дорогой мой министр, и я благодарю вас. Но достаточно ли оно для того, чтобы я взял обратно запрос, вокруг которого уже поднялось много разговоров… слишком много и помимо моего желания?
– Вы боитесь, как бы не сказали про вас, что вы струсили? Это ниже вас. Распространите слух, если вам угодно, что вы берете назад свой запрос в виду полученного вами официального обещания повысить акциз. Я, со своей стороны, пущу тот же слух. И бросьте это дело, которое не к вашему округу относится и было для вас обузой, за которое вы взялись,
Кайо произнес это небольшими порциями, живо, весело, таким голосом, который, казалось, вот-вот вспенится под давлением лукавства. Он ронял и ловил свой монокль. Глаза и морщинки там и сям не переставали улыбаться. Даже кожа на его лысом черепе словно принимала тонкое участие в перипетиях его мысли.
Гюро дорожил уважением Кайо. Он знал, что этот дерзкий и большой человек не щедр на это чувство, лично терпеть не может выставлять напоказ свою доблесть и умеет замечать подделку под доблесть у других.
Выданное им, хотя бы в скрытой форме, свидетельство о честности приобретало ценность, которой не имело бы в устах более напыщенного собеседника. Но на этот раз комплимент Кайо был мимо цели: и Гюро, обычно человек не глупый и не опрометчивый, мог бы страдать от сознания, что обязан им ошибке. Выслушал же он его вследствие странного притупления критического чутья, с удовлетворением и даже чуть ли не услышал в нем похвалу своему подлинному поведению.
Свидевшись 18 октября с Саммеко, он сказал ему, в общем, следующее:
– Ради вас, вас лично, и в виду симпатии, с какой вы, по-видимому, готовы отнестись к дорогому для меня делу, я попытаюсь взять обратно мой запрос. Но вы рискуете тем, что его внесет другой депутат, раз уж он к себе привлек внимание. И во всяком случае необходимо, чтобы перемена моего поведения была мотивирована. Я только что узнал, что Кайо намерен внести в финансовый законопроект повышение акциза на очистку. Решил ли он заранее парализовать действие моего запроса? Не знаю. Но это для вас исход. Протестуйте только для видимости. Я же буду в праве считать, что частично удовлетворен, хотя в действительности вопрос стоит совсем иначе.
И он счел нужным развить перед Саммеко свои идеи в той форме, в какой с ними не довелось познакомиться Кайо. Он не хотел, чтобы нефтепромышленник считал его дураком, ни даже одним из тех легкомысленных путаников, которыми, по общему мнению, изобилует парламент.
Саммеко напустил на себя несколько удрученный вид. Узнав предполагаемую ставку нового акциза, он заявил, не повышая тона, что эксплуатация заводов станет невозможной; или, по крайней мере, бессмысленной в финансовом отношении. Поэтому синдикат должен будет ограничиться ввозом очищенных продуктов, пользуясь своими договорами со Стандарт-Ойл, и удовольствоваться ролью простого распределителя.
– Вы видите, дорогой Гюро, что мнимая контрабанда, в которой нас обвиняют, лишится какого бы то ни было видимого смысла и что она, очевидно, не была ни слишком целесообразной, ни слишком доходной, если достаточно надбавки в сорок сантимов на гектолитр, чтобы лишить ее всякого смысла.
Это замечание поразило Гюро. Он сопоставил его с тем, которое сделал сам Кайо относительно весьма значительного сокращения импорта сырых продуктов со времени введения акциза 1903 года.
Саммеко, увидев, что он задумался, продолжал: