Детский Мир
Шрифт:
После обеда тихий час, но Мальчика увели, и в большом красивом кабинете, где в высоком кресле восседала хозяйка, те же люди из иного мира закружились вокруг Мальчика. Один из этих людей, видимо, был доктором. По крайней мере, все время мило улыбаясь, что-то непонятное говоря, он деликатно раздел Мальчика догола.
— Говорят, что обрезан! — вдруг на русском чуть ли не вскричал какой-то молодой человек, которого Мальчик до этого и не заметил.
— Боже! — взмолилась хозяйка и даже привстала.
— Ничего, ничего, они даже рады, — с иным настроением продолжил тот же молодой голос.
В это время доктор заглядывал в рот, в уши, в глаза и даже в попку. Потом водил
— Довольны, они очень довольны! — нервно пожимает руки молодой человек.
— Что-то очень привередливыми стали, — холодна хозяйка.
— Кормить, кормить лучше надо, — голос молодой, — а то все серые, будто туберкулезники.
— Чем кормить?! Что государство выделяет, то и даем, а что выделяет, сам знаешь.
— Да-а, не от ласковой жизни весь этот бизнес.
— Какой бизнес! — вскочила хозяйка. — Раньше по пять, даже по десять брали.
— А этот Мальчик, видать, новенький, еще цвета не потерял.
— Да, новенький.
— Тихо!.. Нам повезло. Говорят, просто «породист». И даже картавит, как в их родословной. Эти американцы — миллионеры, хорошо поторгуемся, что за десятерых отвалят.
В это время между «иными» людьми, их трое, начался очень громкий эмоциональный разговор со смехом, во время которого больше всех говорила длиннолицая, скуластая женщина. Именно она, став на корточки, мило улыбаясь, стала сама, очень неумело и неуклюже одевать Мальчика, будто он сам не умеет, а краснощекий толстяк все ей прислуживал, тоже мило улыбаясь, что то непонятное, глядя в лицо Мальчика, говоря, и в конце оба его в щечки, еще очень сухо, но уже с лаской поцеловали.
Далее — совсем неожиданное. Лично хозяйка за ручку выводит Мальчика за высокие стены колонии, и на очень красивой машине везут его куда-то, а там красочный магазин — вот это «Детский мир», и ему «иные» люди покупают новую одежду, потом ведут к игрушкам, — он молчит, и они сами покупают множество всего, даже не запомнил.
Следом они подъехали к какому-то высокому зданию, и здесь все перед ними кланяются, двери раскрывают, и какая-то космическая кабина мчит их наверх, а там, не комнаты, а залы, и такая роскошь, как в кино. И здесь не «иные люди», а многочисленная прислуга вновь раздевает Мальчика, его отводят в огромную ванную, и очень долго отмывают в разных шипучих, сладко пахнущих пенах. После ванны его не могут одеть — уже куплено столько нарядов, что все выбирают, что же надеть вначале.
И вновь они в кабине, только теперь она плавно пошла вниз, а там их ожидают Хозяйка и тот услужливый, на всех языках говорящий молодой человек. А потом был огромный зал, такой же стол, и еда, очень сладкая еда. И есть он хочет, очень хочет, особенно глаза, да в рот ничего не лезет, что-то распирает изнутри, а с обеих сторон сидят эти «иные» тетя и дядя и все больше и больше гладят его, и все целуют, целуют, аж всего обслюнявили, так что он от этих неожиданных ласк и внимания так устал, что тут же в объятиях то ли заснул, то ли отключился. И попадает он воочию в какую-то странную реальность. Он в родном «Детском мире», и этот мир совсем не сказочный и красочный, а весь разбит, грязен, сер и угрюм, и слышится вой бомб. Зато вдалеке, уже осязаемо, уже наяву, все более и более приближаясь, — пестрый, красочный, сказочный мир, правда, люди там иные, не родные, хоть и улыбаются. А раскрыл он глаза — уже на руках краснощекого, и, действительно, рядом его пухлая, цветущая щека, а хоть и спросонья заглянул Мальчик в его глаза, ничего не видно — очки стеклянные.
В тех же залах та же прислуга вновь облачила Мальчика в лучшие одежды детдома; попал он в теплые
— Смотрите за ним, — самой доброй воспитательнице.
Больше Мальчик ничего не помнил, он очень устал, он хотел только спать. И вновь это странное видение: он в родном разбитом, грязном «Детском мире», а совсем рядом, недалече — «иной» сказочный мир. И он не знает, как быть, что делать? Но тут оставаться страшно, он уже слышит, он явственно чувствует, будто не одна, а множество крыс подкрадываются к нему и уже не только принюхиваются, а трогают, даже начинают кусать его ноги и руки, и он хочет вскочить, хочет бежать в тот «иной» мир, и с трудом, с усилием, но делает порыв, шаг, другой, и вот он «иной» красочный, сказочный мир. И вдруг в честь него салют, огни, огни, так что все, даже под ногами, меж руками загорелось. Он вскочил, истошно крича, побежал по казарме, бился о кровати, табуретки, тумбочки, а огонь все горит, все жарит его. Наконец, включился свет, он попал в объятия воспитательницы; все детдомовцы спят, не шелохнутся, и только Дима рядом, с перевязанной головой, и он, увидев обожженные руки и ноги Мальчика, заорал:
— Сволочи, гады! Вы будете вечно жить в этом мире, в этой красной стране, меж этих огней и крови.
А воспитательница на руках отнесла плачущего Мальчика в свой кабинет, уложила в свою кровать, стала спешно звонить. Вскоре появился очень высокий мужчина в белом халате.
— Да, детская жестокость порой похлеще взрослой, — констатировал он, бегло осматривая конечности Мальчика. — «Двойной велосипед» — это когда меж пальцев рук и ног вставляются множество головок спичек и одновременно зажигаются. Обычно это применяют в тюрьмах, реже в армии. Но здесь, среди детей? И откуда им это ведомо?
— Колония, — тихо прошептала воспитательница.
— Ему нужно стационарное лечение, наверняка и оперативное вмешательство. Нежная кожа очень уязвима.
— Так отсюда вывозить детей нельзя.
— Хм, только по решению суда продавать? — ухмыльнулся мужчина.
— Да, — тихий голос воспитательницы. — Как раз сегодня были смотрины.
— Я в курсе.
— Как раз его одного и выбрали.
— А-а, вот в чем дело, даже дети ревнуют, завидуют. Дожили, все хотят отсюда уехать. Но ребенка надо лечить основательно, ведь когда вам надо, вы просите разместить ваших детей в нашей санчасти.
— Да-да, конечно. Но я должна сообщить директору. Даже боюсь позвонить. Что будет!?
— Ради Бога, пока не звоните, — настоял врач. — Мы сейчас перевезем пострадавшего, а потом звоните своей Хозяйке.
Вскоре появились носилки на колесах. Мальчика закутали в одеяло. Вынесли во двор, долго везли сквозь темный лес, потом калитка, снова лес, новое здание, запах лекарств. Ему сделали укол, и не один. Он плакал, и пока обрабатывали ручки и ножки, он так и заснул со слезами на глазах.
А на следующий день, видать уже ближе к обеду, он проснулся от шума; доктор и Хозяйка о чем-то громко, эмоционально спорили.
— Видите, вы разбудили больного. Покиньте нашу санчасть, сюда вход посторонним воспрещен, — на очень повышенных тонах напирал мужчина.
Испугавшись директора, Мальчик зажмурил глаза, сделал вид, что вновь спит, и вскоре наступила тишина, а он еще долго не раскрывал глаза, пока кто-то осторожно не потеребил его по плечу.
— Просыпайся, — очень ласково лицо доктора. — Мы пригласили главного специалиста области по ожогам. Да и кушать пора.