Дева Баттермира
Шрифт:
Ему хватило сил задумать бегство. Дочь Баркетта запряжет для него лошадь, и он отправится верхом на восточное побережье Дервентуотера в Лодор на плавучую пристань. Ее отец сядет на весла и переправит его через озеро, и уж там они закинут пару удочек, чтобы легкая поклевка подняла ему настроение.
Джон Август прекрасно знал, от чего пытается бежать. Опьяненный наркотиками и вином, он мучился кошмарами, в которых видел беззвучно вопящие лица; перекошенные от боли рты; и все его существо пронизывало осознание унижения и желания одновременно. Он нес ответственность за собственные грехи, за слабости, и в то же самое время он сам был жертвой, закланной — ради чего? Кого заклали на этом монументальном каменном алтаре близ Кесвика? Когда человеческая жизнь была столь короткой и не стоила
Дочь Баркетта сидела на жеребце с грациозностью истинной леди, сошедшей с гобелена. И Хоуп чувствовал, как его тело возжелало соединиться с нею. Он должен был жениться на такой вот женщине — красивой, будничной, покорной, такой же чувственной, как залитый солнцем лес; возможно, он даже сделает ей предложение. Он мог бы рыбачить с мистером Баркеттом — они уже успели поймать в сеть прекрасную щуку и двух пеструшек. Он мог бы бросить все эти грандиозные планы, отказаться от фантастических амбиций и остаться тем, кем он был от рождения: жизнерадостным сибаритом, любимым и любящим человеком, нашедшим в жизни свое место под солнцем. Он не торопясь помог девушке спуститься, прекрасно осознавая, каковы планы Баркетта на его счет, и вполне замечая поощрительное внимание старого хитреца. Пальцы полковника сомкнулись на затянутой в корсет талии, в то время как полуоткрытая грудь девушки вскользь коснулась его груди, а бедро небрежно задело его ногу. В сию же секунду он словно бы увидел крохотный просвет в нависших над головой тучах его страданий, однако насладиться этим светом ему не довелось. Его путь пролегал в ином направлении. Он забрал у нее лошадь и отправился один.
Он ехал верхом в долину Борроудейл, устье которой открывалось всего в паре миль от Кесвика. И хотя Хоуп прожил в этом краю не больше недели, ему казалось, будто все здесь знакомо ему с рождения. Однако Борроудейл изумил его. Хоуп намеренно выбрал этот, самый достопримечательный, окружной путь до Баттермира именно оттого, что был весьма наслышан о богатых марганцевых рудниках в долине Борроудейл. Разработку руд здесь разрешалось вести всего раз в семь лет, дабы оградить залежи от быстрого истощения и должным образом контролировать продажу этого уникального минерала, который применялся во множестве областей, начиная от пороха для ружей и заканчивая красками. Джордж Вуд намекал, и довольно откровенно, насчет «парней», которые знают, как миновать охрану и проникнуть на рудники ночью. Он дал понять, что существуют оживленные тропы, проложенные контрабандистами через самые высокие горы, и ведут они прямиком к побережью, где руду переправляют в Ирландию или обратно в Ливерпуль и Суонси. Джона возбуждала сама мысль о возможной наживе, и исходя из таких соображений он приговорил благородного Александра Августа к обязательной поездке по туристическим местам Озерного края — в Челюсти Борроудейла. Он рысью миновал Лодорские водопады, не испытывая ни малейшего желания остановиться и полюбоваться на них.
Он хотел поскорее покончить с этой долиной. Частенько выглядывая из окна гостиницы «Голова королевы», да и прогуливаясь по Кесвику, он проникся любовью к пастбищам Скиддау, заросшим папоротником. Здесь же, в Борроудейле, вся поверхность долины была покрыта вулканическими камнями. Путешественники не заглядывали сюда. Разве только какие-нибудь геологи. Однако сам Хоуп едва не остановился, завороженный картиной, свидетельствовавшей о столкновении двух стихий. Они словно обрушились друг на друга в яростной схватке, оставляя за собой вздыбленные, зазубренные волны, прорезавшие трещинами гладкий камень. Раскаленная лава сотен извержений словно в печи переплавила всю эту долину и разбросала по ее поверхности каменные глыбы, свисавшие с крутых скал. Они опасно громоздились даже на тропинке, которая, неуверенно петляя, врезалась в склоны холмов, протискиваясь между несколькими хижинами. Эти
Он миновал Боудер-Стоун. Все ему говорили, что он должен обязательно остановиться и осмотреть эту «ужасную скалу», балансирующую на крошечном пятачке земли высоко над долиной, как дамоклов меч. Но пейзажи, равно как и местные достопримечательности, занимали его лишь в тех случаях, когда существовали некие определенные резоны.
Прямиком направляясь к Челюстям Борроудейла, Хоуп пустил галопом прекрасного коня, которого любезно оседлал для него мистер Вуд, с недавних пор ставший ему добрым другом.
В Роствейте он приметил заведение, которое, по его предположению, могло оказаться местной гостиницей.
Время близилось к полудню, он устал, и о завтраке — холодной ветчине и пиве — остались одни воспоминания. Оказавшись после дневного, хоть и сумрачного, света в темноте кухни, он сию же минуту угодил ногой в какие-то кастрюли и сковороды, которыми был сплошь уставлен выложенный плиткой пол. Грохот посуды всполошил женщину, она неожиданно появилась из боковой двери и довольно резко отчитала его.
— Мне просто стало любопытно, мэм, — сказал Август, прикладывая руку к сердцу и склоняя не покрытую париком голову, — не мог бы путешественник найти здесь немного пищи и питья.
— У нас тута нету никакого питья, окромя пива, — заявила женщина с обескураживающей прямотой.
Она явно была не в настроении принимать гостей. Кроме прочих обязанностей по дому, ей почти все утро пришлось простоять в холодном пруду с жестким, каменистым дном, пытаясь привлечь к своим босым ногам пиявок. Однако же за все это время присосалась только парочка, да и то совсем уж мелких.
— Я был бы рад отведать вашего пива.
— Чево-то не шибко его тута любят, — ответила она, как он успел заметить, упорствуя в собственной честности. — Но нам больше и предложить-то нечего, уж извиняйте. И нечего путешественникам останавливаться в таком месте, тут одни только попрошайки и бродят. — После такого не слишком щедрого объяснения она с облегчением перенесла свой немалый вес с одной ноги на другую.
— Ну а еда-то у вас сыщется?
— Приехали вы уж больно в плохое время. Вот только приготовилась отмывать кастрюли, чтобы фрукты приготовить, сами видали.
— А, так это все ваши кастрюли?
— Да я тута в округе и на время посуду беру. Своих-то не хватает. Нечего фрукты переводить понапрасну. Коли не возражаете, — предложила она, — у меня тута маленько вареных фруктов как раз.
— Мне особенно нравятся фрукты.
— Да у нас все на бутылки только и уходит. А уж коль они нам не нужны, так после свиньям скармливаем.
— Понятно. Так что ж, есть только пиво… которое, — он вскинул руку, — я все-таки рискну, и?.. — Он замолчал, женщина далеко не сразу ответила ему, и это повисшее между ними молчание казалось совсем уж оскорбительным.
— Можете хлеба кусок взять.
— Хлеба… Великолепно!
— Мы его уж два дня как испекли. Вам его в молоке размягчить придется. А еще у нас есть малость козьего сыра.
— Пища богов.
— Да только не тута. У нас все овцы переболели зеленой заразой, да говорят, будто наш сыр это не слишком портит.
Он обнаружил, что от всего этого разговора и обмена репликами по поводу пищи у него разыгрался волчий аппетит. Даже желудок слегка разболелся. Все это время сидя на лошади, постоянно погруженный в собственные мысли, Хоуп не слишком обращал внимание на подобные неудобства, но теперь он ощутил настоящий голод.