Дева Баттермира
Шрифт:
рот, и стало ясно, что ему не терпится рассказать о своих зубах, но Хоуп был настроен на более философские темы.
— Тебе нравится твоя работа на руднике?
— Каменоломня? Да никому бы не понравилась. Неграм на плантациях и того лучше. — Вынутая было трубка снова отправилась в рот, и, как успел заметить Хоуп, она продолжала исправно дымить.
— Вот почему ты направляешься домой?
— Да можно и так сказать.
— Я согласен с тобой, в нашей стране и правда существует рабство. И многие другие бы согласились. Мой друг Том Пейн… Меня даже ранило, — он поднял искалеченную руку, — когда я сражался на его стороне за свободу наших американских братьев… он писал и сражался за свободу Америки во Франции и здесь, в своей родной стране. Где же он до сих пор сеет свои семена? Здесь! Здесь, на
28
Речь идет об английском законе, в соответствии с которым имущество признавшегося в государственной измене отторгалось в пользу короны.
Молодой человек наблюдал за ним весьма настороженно, ожидая лишь подходящего момента улизнуть. Только джентльмену и пристало рассуждать по поводу правосудия, Франции и Тома Пейна. Если Харрисону и приходило в голову разглагольствовать на подобные темы, то уж он-то со всем тщанием следил за тем, чтобы никого поблизости не оказалось. Доведись ему хоть раз кивнуть в знак одобрения подобных крамольных идей, и на его голову обрушатся все невзгоды мира. Постепенно его настороженность переросла в беспокойство — он с самого начала должен был заподозрить неладное: не слишком богато одетый джентльмен предлагает ему набить трубку отменным табаком прямо посреди дороги… его беспокойство стало медленно, но верно перерастать в панику, он быстро загасил трубку. Теперь джентльмен принялся нападать на мистера Питта, обозвав его исчадьем ада, страшней самого дьявола. Затем начал костерить парламент, который оказался слишком уж безвольным и не оказал премьер-министру никакого сопротивления. И в конечном итоге разбушевался по поводу законов, конституции, короля, правда, надо признать, ярость эта была столь прекрасной и красноречивой, что выдавала в нем хорошего оратора…
— Боже, храни короля! — пробормотал молодой человек как заклинание, вскочив на ноги. — Только это я и могу вам сказать. — И повторил, чтобы услышали все в округе — овцы, козы, ласточки, лодки и облака: — Боже, храни короля! А теперь я пойду своим путем, сэр, и спасибо вам, премного благодарен.
— А обратно ты пойдешь этим же путем?
— Никогда, — торопливо ответил Харрисон, и конечно же солгал. Именно для того он и направлялся сейчас с рудника на ферму отца, чтобы узнать, когда же ему родители разрешат вернуться в родной дом и что он сможет предложить Мэри.
Джон Август с тоской провожал взглядом торопливо удаляющуюся фигуру парня и испытывал настоящую эйфорию от доселе незнакомых чувств, убежденный, что судьба на сей раз столкнула его с одним из радикалов, перед которым он мог без малейших опасений раскрыть потаенные мысли. Что касается его собственных разговоров, мысли, внезапно приходящие ему в голову, как правило, начинали жить самостоятельно, помимо его воли.
Неторопливым, прогулочным шагом Хоуп преодолел несколько сот ярдов и только тут заставил себя еще раз хорошенько вспомнить весь свой разговор. Он только теперь уловил встревоженность молодого человека, он припомнил свои крамольные рассуждения, напыщенные и многословные, он ощутил страх парня из каменоломни перед ним. Ему захотелось вернуться и поговорить с ним более убедительно. Но если он примется гоняться за молодым человеком, то наверняка будет только хуже.
Так или иначе он выкинул из головы этот разговор с такой же легкостью, с какой выбросил бы обратно в озеро попавшую на крючок мелкую рыбешку. Теперь, пройдя очищение, он, точно драгоценный сосуд непорочной невинности, мог предложить себя Мэри.
Однако в гостинице ее не оказалось, на лугах тоже, и когда он окольными путями разузнал, где же она может находиться, то неверно истолковал полученные объяснения и отправился по совершенно другой тропинке. Мимо водопада, вверх по склону холма, который оказался на удивление крутым и тяжелым. Взобравшись на холм, он мог разглядеть сразу три озера — Лоусуотер, Краммокуотер и Баттермир, — выстроившиеся
Даже прислуживая ему — а он по-прежнему оставался единственным гостем, — она продолжала сторониться его на протяжении всего вечера. Расторопно и вежливо исполняя свои обязанности, Мэри оставалась вне пределов его досягаемости, и такое равнодушие с ее стороны нельзя было объяснить ни желанием подразнить его, ни внезапно угаснувшим интересом к его персоне. Просто девушка была полностью поглощена своими делами. И это вызывало у него тем большее недоумение, что он совершенно отчетливо ощущал, какой отклик в ее сердце нашли его чувства к ней.
Но даже ее отчужденность не нарушила новизны и надежды на дальнейшее развитие отношений, которая поселилась в его душе на перевале Хауз-Пойнт. Никогда больше не согласится он на пару с Ньютоном разрабатывать коварные планы и идти по этому скользкому пути. Помимо этих планов существовала иная жизнь, и доведись ему воспользоваться предоставленным ему временем, он бы спокойно прожил жизнь, неделю за неделей, наслаждаясь каждым днем как единственным в жизни и последним. Он бы позволил этому миру прийти к нему, а не бросаться на него с кулаками, точно стремясь выиграть рукопашную схватку.
Он даже позволил себе некоторую вольность и выпил стаканчик портера с мистером Джозефом Робинсоном. Затем полковник мило потолковал с хозяином гостиницы, заодно выслушав его рассуждения по поводу битвы у Нила [29] . Мэри давным-давно ушла в свою комнату, однако Хоуп знал, и это слегка успокаивало его, что она находилась где-то поблизости. Он мог позвать ее в любую минуту, но ему хотелось бы удостовериться, что на сей раз он наверняка найдет с ней общий язык. Он понимал, каких усилий и какого внимания это потребует, и в то же время в его сознании зрела мысль — мысль недопустимая и совершенно неприемлемая, — что весь остаток жизни он желал бы прожить именно здесь, с этой девушкой, в совершенной безопасности. Это была его единственная зримая и реальная надежда воплотить в жизнь откровение, сошедшее на него на перевале Хауз-Пойнт.
29
В битве у Нила (сражение при Абукире) 1 августа 1798 г. английский флот во главе с адмиралом Горацио Нельсоном нанес сокрушительное поражение флоту Наполеона.
Бертнесский лес
В течение следующих двух дней Мэри продолжала избегать его. Когда он выходил в столовую, она отправлялась на маслобойню; если же он принимался бродить по полям рядом с домом, она исчезала в Бертнесском лесу на берегу озера. Однако стоило ему только пойти прогуляться по лесу, как она убегала от него на холмы, и Хоуп прекрасно осознавал, что нет никакого резона преследовать ее до самых вершин, впрочем, как и действовать чересчур открыто.
Она пыталась убедить себя, будто он — всего лишь очередной праздный аристократ, искатель приключений; за последние десять лет работы в «Рыбке», под бдительным надзором общественного ока, несколько подобных джентльменов уже успело одарить ее своим вниманием. Иногда это были люди его типа, иногда — не столь воспитанные. Обычно ей удавалось переносить такого рода навязчивый интерес довольно стойко. Однако в последнее время ее способность противостоять ему стала иссякать.
На третий вечер его пребывания в гостинице парочка сыновей одного из мелкопоместных дворян, не отличавшихся примерным поведением, оказалась в «Рыбке». Изрядно подвыпившие после празднования, закончившегося охотой на белок, они явились в гостиницу. Правда, им и раньше доводилось бывать здесь, но обычно Мэри не стоило труда урезонивать этих испорченных щенков, которые устраивали шум и суматоху и, по ее разумению, несмотря на все старания их родителей, вели себя предосудительно и весьма безнравственно. Но в тот вечер их шумное веселье причиняло ей почти физическую боль, и если бы не вмешательство полковника Хоупа, она бы наверняка разразилась слезами.