Дева Баттермира

Брэгг Мелвин

Прилив чувств, заставивший Хоупа отправиться на эту ночную прогулку в лес и подстегивавший его принять скорое решение, наконец принял вполне отчетливые формы. Однако эта внезапная отчетливость и простота вовсе не понравилась полковнику.

«Ты должен оставить ее в покое, — сказал он самому себе. — Ты ничего не сможешь ей дать, кроме несчастий и страданий. Беги из этого края! Это будет лучшее, что ты можешь сделать для нее. Ты должен уехать отсюда завтра же — и не назад, к Ньютону с его прежними планами на будущее, а куда-нибудь еще, подальше отсюда — прочь, в Америку, без пенса в кармане, разве это имеет какое-нибудь значение? Другие поступают именно так. Но ты должен оставить эту женщину в

покое».

Однако, еще целый час гуляя по берегу озера, Хоуп словно проверял собственную решимость следовать тому пути, который внезапно открылся перед ним. Он в точности знал, что совершенно прав. И более того, полковник чувствовал, что душа его еще не безнадежно погрязла в грехах. Господь предоставил ему возможность идти праведным путем, и следовало воспользоваться этим малым шансом. Он еще сможет найти в жизни свою, лучшую дорогу, однако доведись ему поддаться искушению и ступить на путь греха, путь широкий и легкий, и в конце этого пути его ждет ад.

Возвращался Хоуп прямиком через теплые, залитые лунным светом луга, лишь ненадолго остановившись перед гостиницей. Все его размышления на обратном пути только укрепили решимость покинуть Мэри. Это праведное благодеяние согревало его душу, как хороший глоток бренди согревает тело в промозглую погоду.

Он и помыслить не мог, что Мэри, испытывая к нему те же самые чувства, отлично понимала, насколько невозможна настоящая любовь между ними, и потому отвергала ее. Она не без основания полагала, что Хоуп слишком далек от нее, она никогда не будет чувствовать себя покойно рядом с ним. Он для нее навсегда останется чем-то вроде опекуна, а себя она станет считать удочеренной сиротой, его собственностью; ни тем ни другим ей быть не хотелось. Заслышав, как он возвращается,

Мэри едва не выглянула в окно, однако усилием воли сдержала порыв. И даже когда он, уснув, привычно застонал, мучимый во сне ужасными кошмарами, девушка не спустилась, чтобы постоять у двери его комнаты.

Она поднимется рано на рассвете и уйдет из дому задолго до того, как он проснется. Для матери она сумеет найти благовидный предлог, например, повидаться с кузиной из Уайт-хейвена. Не так уж часто Мэри выпадает свободный день, и потому мать вряд ли станет возражать. А к тому времени, как она вернется, Хоуп уже уедет. Ужин, разговоры, песни, завидная любовь между Джорджем и Кэтрин станут всего лишь воспоминаниями, счастливыми, но такими далекими, за гранью ее реальной жизни, так же как линия прибоя отделяет поверхность озера от вершин холмов.

В долину

Следующим утром, расплачиваясь по своему весьма скромному счету, Хоуп свято верил, что он один лишь в ответе за расставание, чувство, что он совершает доброе и справедливое дело, наполняло его сердце удивительной чистотой и решимостью. Он оставил прощальную записку для Джорджа, всеми силами удерживая себя от встречи с Мэри, пообещал — хотя и лгал — вернуться и торопливым галопом направился к перевалу Хауз-Пойнт. Здесь он спешился и принялся страстно молиться, взывая к тому ангелу, который осенил его душу. Хоуп молил не оставлять его и в будущем, дабы тот огонь праведности и благожелательности ко всему человечеству никогда не угас в душе его. О, если бы только сию же минуту ему попался на пути попрошайка! Он мог бы дать ему целый шиллинг! Хоуп молился о том, чтобы эти прекрасные чувства никогда не ослабевали и «с сего дня я мог начать новую и праведную жизнь, о Господи, во славу Твою и во имя Твое». И стоило ему лишь произнести имя Господа, как ему послышался тревожный набат.

Полковник миновал перевал и выбрался из долины уже днем, когда готова была разразиться гроза. Он кипел от желания действовать. Джордж Вуд все еще держал его комнаты. И снова Мальчишка-мартышка

вместе со своим болезненного вида и необычно симпатичным маленьким другом Артли с гордым видом уводил прочь лошадь. Дэн, конюх, снова отсутствовал, доложив, что «укрощает новую упрямую лошадь».

Вуд препроводил Хоупа в его комнаты, с такой осторожностью неся на полусогнутых руках драгоценный несессер, вверенный его заботам, точно это был королевский скипетр. Они быстро обменялись любезностями — хотя, по мнению нетерпеливого Хоупа, это затянулось слишком надолго — но в конце концов хозяин оставил его в одиночестве. С жуликоватым проворством он проверил все кармашки, ящички и секретные места своего несессера, обнаружив все в целости и сохранности. Его дожидалось письмо от Ньютона, но он был не в настроении читать его. Он метался по комнате, точно охваченная паникой летучая мышь.

На его звонок явилась Кристина.

— А, Кристина. — Он пристально посмотрел на нее, но никаких изменений не заметил, и кроме того, она его уже больше не интересовала. — Мне бы хотелось немного пива, Кристина, и хлеба, возможно, с сыром.

Она присела в легком поклоне и повернулась, собираясь уйти, но обернулась к нему, когда он добавил:

— А другая служанка… Джоанна? Я… она… она хотела у меня кое-что узнать, теперь у меня появилась свободная минутка кое-что рассказать ей.

— Джоанну, сэр, — с удовольствием принялась докладывать Кристина, улыбаясь его жалкой уловке, — мистер Вуд попросил уйти, потому как кое-какие вещи стали пропадать. Мы-то ее поймать на том не смогли, да и она ни в чем не созналась, но мистер Вуд знал… мы все тут знали… вот она и ушла.

Хоуп даже не пытался скрыть собственное разочарование. Кристина молчала целую минуту, словно давая ему возможность в полной мере пережить услышанное.

— Так у нее нашли целую гинею, у этой Джоанны… если это ее настоящее имя, в чем мы очень сомневаемся… — Кристина с многозначительным видом выдержала паузу. — Она сказала, вроде как вы сами дали ей ее, сэр. Думается мне, мистер Вуд еще спросит у вас об этом. Она клялась, что это вы дали. Да только если это неправда, тогда конечно же ее высекут плетьми и отправят в тюрьму, а то и хуже.

Последние слова хищной птицей зависли в тишине.

— Я и в самом деле мог дать ей гинею или даже две, в тот момент поздней ночью на меня просто нашла блажь. В конце концов, здешние виды кому хочешь вскружат голову. — Он сполна получил от Кристины и разозлился. — Какие бы у нее там ни были недостатки, я считал ее самой милой и старательной горничной, очень преданной своему делу — куда более преданной, нежели большинство девушек, ты не находишь?

Кристина вспыхнула от злости, но прикусила язычок: она не могла рисковать работой.

— Сейчас она находится в «Двух псах», — сказала она, — это таверна по дороге в Айреби.

Без единого слова, одним лишь кивком он поблагодарил ее за эти сведения. Едва заморив червячка, он тут же снова отправился в путь, словно его против собственной воли влекло в таверну, к Джоанне. Он отыскал девушку, отправился с ней в поля и с неистовой страстью занялся с ней любовью, которая, как казалось, утолила ее вожделение и избавила его от сумасшествия, терзавшего его сознание точно гнойный нарыв. На обратном пути он слегка отклонился от дороги и заглянул в Кроствейтскую церковь, и там, предавшись молитве, он наконец ощутил, что излечился от своего недуга. Ему подумалось, что Мэри теперь уж окончательно изгнана из памяти и забыта навсегда. Для мисс д'Арси он был полковником Хоупом; для Мэри на какой-то момент он стал Августом; для него самого с его новым «я» — всего лишь Джоном; находясь рядом с Джоанной, он и вовсе не имел имени и при этом переживал короткие мгновения непостижимого наслаждения.