Дева дождя
Шрифт:
Те шары, что были нагружены через край, шли ко дну, погружаясь глубже и глубже. Вокруг сгущались сумерки, постепенно сменявшиеся мраком. Глубинное давление мяло и корёжило шары, и оттого кристаллическая корка крошилась и осыпалась. Ещё глубже вода, очевидно, была столь горяча, что даже толстая корка, выдержавшая испытание давлением, начинала таять, растворяться. И наконец, освобождённый шар-пузырь устремлялся вверх из глубин, куда успел опуститься под непомерной тяжестью…
И только немногие, заросшие особо прочной чёрной коркой, шли ко дну дальше, как пушечные ядра, бесследно и необратимо растворяясь в непроглядном и окончательном мраке…
Неясная мысль, царапавшаяся где-то в подсознании, обрела наконец смысл: "Проснись! Проснись же!"
Алексей открыл глаза, будто вынырнув из глубокого омута, судорожно и глубоко вдохнул. Проспал? Надо же… расслабон себе позволил…
Однако всё вокруг было тихо. Узники сопели, храпели и стонали в своём беспросветно-наркозном сне. Глиняного стража было не слышно – големы на посту способны стоять в полной неподвижности часами – однако можно было не сомневаться: он там, у двери. Ну что ж, пора…
Горчаков осторожно перевернулся, размещаясь в своём ящике-ячейке головой к выходу. Нащупал один из шариков. Ему повезло – какой-то станок перебирали, и на полу осталось несколько деталей, в том числе лопнувший подшипник. Идя в душ, Алексей сделал вид, что споткнулся, и незаметно подобрал тот сломанный подшипник. Самым сложным оказалось сохранить его в душевой, однако и это удалось – во время мытья он просто прижал его ногой, а когда уходил, наклонился и поднял. Выщелкать шарики, лёжа в коробе, оказалось уже значительно проще.
Первый пробный шар звякнул о железо, упал и покатился по полу. Спустя пару секунд затопал фаянсовый вертухай – пошёл выяснять, что за странный звук и откуда. Второй шарик упал дальше и покатился куда-то в угол. Глиняный голем послушно проследовал за ним. Алексей выскользнул из своего ящика и бесшумно, на цыпочках двинулся к выходу.
Дверь оказалась не только не запертой, но и приоткрытой. Горчаков выскользнул из "спальни" и тут же распластался по стене, спрятавшись за выступом-колонной. Мертвенный свет трубок заливал широкий коридор, резко выделяя каждую выщербину на ободранных стенах. Страха не было. Должно быть, так себя чувствуют фанатики-шахиды, обвязанные взрывчаткой. Там, в мире живых, в бою всегда присутствовало чувство опасности. Там его могли убить. Здесь он ощущал себя бессмертным. Ему нечего бояться – бояться придётся врагам.
Алексей уже понял, что Скривнус связан с основным, плотным миром, как кривое отражение в зеркале с оригиналом. "Тени" предметов возникали тут довольно часто – чем мельче предмет, тем спорадичнее, но всё-таки существовала даже специальная "трофейная команда" глиняных големов, подбиравших упавшее свыше добро. Однако метровый кусок толстой, почти в два пальца арматуры, лежащий возле плинтуса, глиняшки, вероятно, не сочли достойной добычей. А может, просто не заметили… неважно. Важно, что для начала какое-никакое оружие у сержанта Горчакова имеется.
В конце коридора маячил второй истукан, полуобернувшись к двери. И дверь та, ведущая в душевую и далее в цех, была заперта на мощные засовы. Да, это будет трудно… А если дверца ещё и заскрипит на всю округу?
Однако раздумывать было некогда. Глиняный страж в "спальне" уже возвращался на свой пост у двери, так и не выяснив источник посторонних звуков.
Шарик покатился по полу, слегка подпрыгивая. Истукан повернул голову, следя за непонятным предметом, нагнулся…
Будь на месте голема человек, Алексею ни за что не удался бы этот фокус. Во всяком случае, даже самый тупой и неповоротливый часовой успел бы обернуться, заслышав шлёпанье босых ног. Однако в памяти големов, очевидно, не был заложен такой рефлекс. Да и чего опасаться? Узники спят мёртвым сном, и каменное тело неуязвимо для слабой плоти.
Горчаков с силой ударил голема железным прутом, и ночной страж рассыпался, будто гипсовая статуя в парке. Сознание ещё не успело удивиться той лёгкости, с какой была одержана победа, а ноги уже несли его назад, к двери в "спальню". Он успел только-только – керамический истукан, привлечённый шумом, выглянул в коридор…
Алексей пришёл в себя, стоя над грудой битой керамики, руки судорожно сжимали арматурный прут. Ну надо же… Как всё просто. Могучие големы, перед которыми человек всё равно что котёнок… а оказалось, надо всего лишь покрепче ударить.
Однако рассуждения следовало отложить на потом. До рассвета нужно успеть выбраться из мёртвого города.
В тёмной спальне стонали и храпели узники. На секунду мелькнула мысль – не разбудить ли… Алексей чуть усмехнулся. Эта "морана" лучше всякой закиси азота вкупе с хлороформом. Будить бесполезно.
Засовы отошли с лязгом, и дверь отворилась с довольно противным скрипом. Однако снаружи никакой охраны не оказалось, и на звук никто не поспешил. В голове возникла какая-то смутная и тревожная мысль, мелькнула и исчезла. Некогда, некогда…
В душевой капала вода, и освещение здесь было слабее, чем в коридоре. Зато и дверь, ведущая в цех, не закрыта…
Мысль, царапавшаяся в подсознании, наконец-то оформилась. Дверь в экранированную железом пристройку, где обретались спящие узники, была заперта изнутри. И внимание вертухая у той двери было направлено отнюдь не на "спальню" со стеллажами. Складывалось стойкое впечатление, что глиняшки опасались отнюдь не побега. А чего-то извне, способного покуситься на их рабов.