Девичьи игрушки
Шрифт:
Пристав, вальяжно расположившийся в мягком кресле у восьмиугольного столика с курильницей, очумело уставился на поэта. Мундштук кальяна выпал из его рта.
– Господин копиист? – отвечал как-то заторможенно. – А вы что здесь делаете?
Боже мой, да он, никак, запамятовал, что с ними произошло и где они находятся.
Барков старался не смотреть на Брюнету, при его появлении резво вскочившую с канапе и теперь стоявшую с бледным лицом и нервно кусавшую губы.
– Как его привести в чувство? – спросил у вошедшего
– Ну это мы мигом, – осклабился тот.
Подошел к столику и склонился над кувшином с вином. Понюхал и брезгливо покачал головой.
– Мосельское… Кислятина! Мошет случиться несварение шелудка… Впрочем, вы парни молодые, сдоровые, авось и пронесет… Тьфу, то есть, наоборот, не пронесет…
Достал из кармана толстый кожаный кисет, развязал и запустил в него тонкие, побитые коричневыми старческими точками пальцы. Подцепив порцию некоего коричневатого порошка, поглядел – достаточно ли, также понюхал и высыпал в кувшин. Там что-то забурлило, зашипело. Выплеснулась пена, будто от пива или шампанского.
Старик удовлетворенно кивнул и наполнил два хрустальных кубка, стоявших здесь же. Один подал Ивану, а второй попробовал всучить офицеру, но пристав явно был не в себе и не смог удержать сосуд, едва не расплескав содержимое. Граф тихонько выругался и, словно маленького ребенка, принялся поить барона.
Поэт некоторое время колебался: пить или не пить. В принципе ежели бы фельдмаршал хотел его отправить к праотцам, то мог бы это сделать уже давно. Ведь Иван полностью в его руках и воле. Но все же глотать невесть что не хотелось.
Напиток не пах никак. Вернее, пах, как и положено доброму мозельскому вину. Виноградной лозой, взращенной на берегах бурного Рейна. В столице пробовать такое Ивану приходилось нечасто. Дорого и не забирает. Чтоб напиться, надобно кувшина три-четыре опорожнить, да и то не всегда подействует. Пустая трата денег. Но иногда за обедом у Михаилы Васильевича Ломоносова его потчевали стаканчиком-другим. Академик кисленькое вино уважал еще со времен своей бурной студенческой юности, проведенной в Германии.
– Пей, крестник, не сомневайся, – ехидно подначил его граф. – Чудный напиток! Слово даю, тебе ни расу в шисни не приходилось такой пробовать…
Молодой человек, мысленно перекрестясь (ну, не срамиться же, в самом деле, публично), одним духом хлобыстнул весь кубок. Да и закляк, прислушиваясь к своим ощущениям.
Вино на драку вспламеняет,Дает в бою оно задор,Вино п…у разгорячает,С вином смелея, крадет вор.Дурак, напившися, умнееЗатем, что боле говорит.Вином и трус живет смелее,И стойче х. с вина стоит…Сначала
Потом в голове словно взорвался фейерверк. Разноцветные пятна поплыли перед глазами, застилая явь. Последнее, что удалось сохранить в памяти Ивану, были устремленные на него широко распахнутые, испуганные очи Брюнеты.
Одновременно с праздничными огнями нечто странное стало происходить и со всеми членами поэта. Руки и ноги на некоторое время перестали слушаться. То там, то здесь ровно кто махонькими, но сильными кулачками застучал по мышцам.
Не в силах удержать равновесия, Ваня опустился на четвереньки. Так стало полегче. Даже голова перестала быть тяжелой, а с глаз спала пятнистая пелена.
Взглянул на барона, как он там. И очам своим не поверил. На том месте, где пару минут назад был пристав, теперь стоял… большущий рыжий пес.
Вел он себя более чем странно. Удивленно вертел головой, пытаясь цапнуть самого себя то за бок, то за лапу, то за хвост. Потом, обратив-таки внимание на поэта, застыл на месте, принюхался и с радостным лаем кинулся к нему, забегал вокруг, подпрыгивая, подскакивая и норовя лизнуть Баркова в нос.
Господин копиист хотел прикрикнуть на собаченцию, отмахнуться от нее, но… у него не вышло ни то ни другое. Точнее, получилось, но совсем не так, как он представлял. Вместо бранного окрика из горла вырвалось… злобное рычание и такой же лай. А рука отчего-то стала… мохнатой рыжей лапой.
Со злобой повернулся к графу. Что же он такое с ним учинил?!
Старик по-доброму улыбался и одобрительно кивал головой. Потом по-итальянски сложил пальцы в пучок и поцеловал в знак наивысшего восхищения делом рук своих.
Ваня перевел затравленно-одуревший взгляд на Брюнету. Хм, и та тоже глядела на него без испуга и отвращения, а с каким-то ожиданием, что ли.
– Видишь, крестник, я тебя не обманул, – развел руками фельдмаршал. – Теперь вы с Гекатиной сворой будете на равных. И не только с нею… И не страшись. К утру все минется. Даше головной боли не останется…
– Дядюшка, – вдруг решительно молвила девушка, шагнув к графу. – Позвольте и мне… Ну с ними…
Дядюшка? Так старик и есть тот самый поручик Р…н? И куда это она собралась?
– Ты уверена? – проскрипел вернувшийся.
Брюнета кивнула.
– Смотри, дитя. Сие мошет быть опасно.
– А они? – Кивок в сторону поэта с бароном.
– Они кобели… то есть парни. У них органисм покрепче твоего будет.
– Все едино, – уперлась красавица.
– Ну гляди сама.
Он на глаз наполнил кубок на две трети – меньше, чем наливал мужчинам. Подумав, достал из другого кармана иной мешочек. Здесь порошок был алого цвета. Растворив его в вине, граф подал чашу Брюнете.