Девичьи игрушки
Шрифт:
Однако то все был лишь зов естества, молодой плоти. Душа же молчала.
Но ныне, знай и верь, что дух мой воспылал,Зажженной красотой твоей, зажженной взглядом.Как в жаркой день к ключам бежит пастушка с стадом,Или в кустарниках спешит себя укрыть,Отраду там себе желая получить,Так тщусь и я себя скрыть от любовна зною,ВНет, положим, раз или два его таки доставал Амур своими стрелами. Но предметы его воздыханий были столь недосягаемыми, что через месячишко-другой любовная тоска улетучивалась.
Так, например, случилось у него с Лизаветой Михайловной.
Когда стал вхож в дом Ломоносова, втрескался в профессорскую дочку по уши. Одно время даже перестал являться к Михаиле Василичу, чтобы не встречаться с «ангелом неземным» (академик же отчего-то все звал ее «кузнечиком»), за что получил немедленную взбучку от тяжелого на руку наставника: тот явился к нему в дортуар и едва ли не за шкирку отволок нерадивого помощника к месту службы. Не желая слушать никаких оправданий. Это отеческое наставление и привело Ивана в память. Он стал смотреть на Лизу другими глазами. Словно на младшую сестрицу, что ли.
Другой раз это произошло год назад.
На машкераде в доме у президента Академии, куда привел его Ломоносов, поэт встретил прелестную Маску. Сказать, что все было при ней, – значит, ничего не сказать. Это было само совершенство. Идеал женской прелести. Ожившая Венус.
Господин копиист мгновенно потерял голову. Стал столбом возле стены и принялся пожирать свою прелестницу жадным взором. К нему подходили знакомцы, пытаясь расшевелить. Приглашали на партию в фараон, на чашу вина. Перед носом томного молодого человека вились стайки красавиц, стараясь обратить на себя его внимание. А он стоял и стоял, пожирая несытым взором темные вьющиеся пряди, ниспадающие на белоснежные плечи.
Вывел его из такового полусонного состояния все тот же Михаила Васильевич.
– Что, друг Ваньша, гляжу, понравилась тебе канцлерова племянница?
Словно ушатом холодной воды окатил.
– Канцлера?
– Ну да, его сиятельства, графа Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, сенатора и кавалера. Только намедни откуда-то из провинции приехала. Это ее первый выход в свет. Хороша Маша, да не наша!
То-то и оно, что «не наша». И не будет таковой, как Иван не тужься. Все верно, надобно рубить сук по себе. Не суйся с суконным рылом в калашный ряд.
Почти тут же и забыл о Маске…
С Брюнетой, получается, у него третий случай. А ведь Бог любит троицу. Ужель и в этот раз все обернется ничем? Нет, невозможно. Никак нельзя этого допустить.
К которому влечет мысль токмо естество,Сладчайший бы покой явило вещество,Когда бы только нам был общий, а с любезной,БезМечты, мечты…
Протяжный заунывный вой спугнул сладкие грезы.
– Беда, барин! – ойкнул с облучка кучер. – Никак, волки настигают!
Господи, этого еще только недоставало.
Тревожно пошарил под сиденьем. К счастью, коробка с пистолетами была на месте. Равно как и пороховой припас. Поправил и шпагу. Хотя, конечно, не доведи бог, чтоб пришлось пустить ее в ход. Вряд ли он продержится Долго один против целой стаи. Пусть даже и небольшой. С серыми лучше держаться на расстоянии.
Но с чего бы волкам нападать средь бела дня? Да еще почти вплотную к людским поселениям.
До Фарафонтова монастыря оставалось верст шесть или семь. Авось и удастся уйти от погони.
– Поддай, голубчик! – крикнул Иван вознице. – Только на тебя вся надежда. И на твоих лошадок.
– Да я что ж? И лошадушки, слава богу, справные. Дивно, что даже не брыкаются и не всхрапывают. А ить волки гонят.
Точно, удивительно. Обычно лошади, учуяв серого разбойника, ведут себя не так спокойно.
Господин копиист высунулся в окошко.
Кибитка мчалась вдоль заледенелого озера. По левую руку темнел лес.
Четвероногих преследователей не прослеживалось.
Полно, да не померещился ли им с мужичком вой-то?
Ага, если бы да кабы! Вот снова заскулило, заукало.
«А-у-у-у! А-у-у-у!»
И следом… лай. Обычный, собачий. Но какой-то тихий и несмелый. Как бы сомневался зверь – брехать или нет.
Что за чертовщина?! Откуда здесь взяться собакам? Разве что свора одичавших обнаружилась.
Однако час от часу не легче. Что дикий волк, что дикая собака – один хрен.
– К лесу гонят! – встревожился мужик.
– Что-то я ничего не вижу! – нахмурился молодой человек, да и взглянул окрест по-особому…
Вот и погоня, словно из преисподней, объявилась.
Десятка два или и того больше крупных псов рыжего окраса бежали по обе стороны кибитки. Держась на расстоянии в пол собачьего прыжка. Острые морды со злобно ощеренными клыками повернуты к саням, на которых притаились испуганные люди.
Отчего ж не нападают? Каков у них план? И почему их не видно обычным зрением?
С минуту поколебавшись, Барков решил пустить в ход пистолеты. Однажды не подвели, помогут и во второй раз.
После происшествия с лесными разбойниками он немного поупражнялся в снаряжении своего огнестрельного оружия. Научился довольно быстро его перезаряжать. Но это если будет хоть малейшая возможность передышки. Здесь же, как он чуял, таковая может и не представиться.
Раскрыл окошко и прицелился в одного из псов. Хорошо бы попасть в вожака, да поди ж тут разберись, кто из них предводительствует стаей.