Девочка, испившая Луну
Шрифт:
– Ненавижу поэта! От него голова кипит!
Эти слова резанули Глерка по сердцу. Он прижал к груди все четыре свои руки и упал на спину, защищаясь, завернулся в свой хвост.
– Что ты такое говоришь?
– То, что ты слышишь! – отрезала Луна.
Фириан носился от девочки к чудищу, от чудища к девушке. И не знал, куда лететь.
– Ну, Фириан, - Луна открыла один из боковых карманов. – Ты можешь вздремнуть, а я пойду на путь, посмотрю, достаточно ли далеко бабушка, чтобы увидеть её отсюда. Мы можем очень далеко видеть с холма, ты не знаешь?
– Ты ещё не сможешь
– Так ведь ты не знаешь! – Луна повернулась на каблуках и зашагала по тропе.
– У терпения крыла нет, - продекламировал Глерк, когда она миновала его, - у терпения нет работы… Но ни взрывов в нём нет, ни полёта… Ведь терпение – зыбь океана, ведь терпение – гор сильных вздох… Ведь терпение – звёзд хороводы, бесконечное пение звёзд…
– Я не слушаю тебя! – не оборачиваясь, громко прокричала Луна. Но на самом деле она слушала. Глерк мог сказать это с абсолютной уверенностью.
К тому мигу, когда Луна добралась до нижней части склона, Фириан успел уснуть. Этот дракон мог спать где угодно и когда угодно! На самом деле, в этом он был попросту настоящим экспертом! Луна полезла в карман и погладила его нежно по голове, но он так и не проснулся.
– Ох, драконы-драконы… - пробормотала Луна. Это оказалось ответом на многие вопросы, хотя по правду никакого особого смысла в этом не было. Когда Луна была маленькой, казалось очевидным, что Фириан старше её. Он научил её считать, создавать числа, складывать и вычитать их, умножать их и делить, от самых маленьких до попросту огромных. Он научил её делать числа чем-то большим, чем они являлись на самом деле, пользовался ими для того, чтобы раскрыть более крупные понятия о движении и о силе, о пространстве времён и пространстве мест, и кривые с кругами выгибались пружинами в его умелых, разумных лапах – а после и в руках самой Луны они вились настоящими ветвями.
Но теперь всё оказалось иначе. С каждым годом Фириан казался ей всё младше и младше, каждый год убивал, капля за каплей, его превосходство над её слабыми, скромными знаниями. И иногда Луне взаправду казалось, что для него время течёт в обратном направлении – а она в это время просто неподвижно замерла в нём, но порой у неё возникало такое впечатление, что на самом деле всё было абсолютно наоборот: это Фириан замер на одном месте и не сдвигался ни на миг во времени, а Луна тем временем всё росла и росла вперёд. И она всё время задавалась вопросом, почему так получилось.
Драконы! Глерк смог бы объяснить, что да к чему.
Драконы! Ксан согласилась бы с нею, а потом пожала бы плечами. Это драконы, что ты с ними сможешь поделать?
И никто ничего не ответил. По крайней мере, Фириан никогда не пытался уклоняться от вопросов Луны и не намеревался её запутать. Во-первых, потому что он понятия не имел, что такое запутать, а во-вторых, редко мог ответить. Разве что если вопросы были по математике. Вот тогда он и вправду фонтанировал ответами! А что касалось всего остального, Фириан был не слишком мудрым.
Луна добралась до вершины холма до полудня. Она поднесла ладонь
Города лежали по ту сторону леса, внизу, на южной стороне горы, где земля становилась ровной и гладкой. Там земля больше никого не убивала. К тому же, как знала Луна, были там фермы, ещё одни горы, а потом – океан… Но так далеко луна никогда не бывала. По ту сторону, на севере горы, не было ничего, кроме леса, а за его пределами красовалось только болото, охватившее половину мира.
Глерк сказал, что он был рождён из этого болота. И мир был рождён из болота.
– Как? – спрашивала тысячу раз Луна.
– Стихотворение, - иногда отзывался Глерк. – Песня, - сообщал он в другое время. И тогда, вместо того, чтобы объяснять ей дальше, он говорил, что она когда-нибудь позже сама всё поймёт.
Глерк, как подумала Луна, был просто ужасен. Всё было ужасным. И самой ужасной казалась ужасная, страшная боль в голове, что ухудшалась в течение всего дня. Она села на землю, закрыла глаза. В темноте, что пряталась за ресницами, она видела синее с отливом серебра – и ещё что-то невероятное. Что-то твёрдое, что-то плотное, как орех…
И ещё ей казалось, что внутри что-то пульсировало, будто бы бился в её голове сложный часовой механизм. Нажми, нажми, нажми на кнопку…
Каждый щелчок, подумала Луна, приближал её к концу. Она покачала головой. Почему она так думает? Она ведь не имела ни малейшего представления о правде…
Отчего в её голове так тесно? Вот только ответ так и не приходил.
И вдруг она увидела маленький дом с огромным количеством одеял, сшитых вручную, одеял, что драпировали стулья, украшали стены, прикрывали красочные баночки на ярких полках, такие невообразимо соблазнительные… И эта женщина с чёрными волосами и родинкой в форме полумесяца, и песня – видишь маму? Да, моя милая? И это слово, что билось в её голове, от одного уха к другому, мама, мама, мама, снова, снова, снова, как будто кричала птица.
– Луна? – сказал Фириан. – Луна, почему ты плачешь?
– Я не плачу, - прошептала Луна, утирая слёзы. – И, в любом случае, я очень сильно скучаю по бабушке.
И это было правдой. Ей так не хватало мудрой пожилой женщине! И сколько б она ни стояла, сколько б она ни смотрела, от этого ни на миг не уменьшалось время, которое было нужно, чтобы прийти из Свободных Городов на вершину спящего вулкана. Она была уверена в этом. Но дом, но одеяла, но черноволосая женщина – Луна видела их прежде! Но она не знала, где именно.
Она посмотрела вниз, на болото, на сарай с мастерской, на дом на дереве с его круглыми окошками, что выглядывали с каждой стороны массивного дерева, словно удивление немигающих глаз… И ещё один дом. И ещё одна семья. И этот дом. И эта семья. Она знала, что это таилось в её костях.
– Луна, что не так? – спросил Фириан, чувствуя тоску в своём голосе.
– Всё так, Фириан, - сказала Луна, обхватив его руками и притянув к себе, а после поцеловав в макушку. – Всё-всё на свете так, милый. Я просто думаю о том, до какой степени сильно я люблю свою семью…