Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф
Шрифт:
— Стало быть, бедолаги в этом деле не смыслили, — сказал колодезник. — Не то что я. Можете смело зайти к госпоже Лагерлёф и сообщить ей о моем приходе.
Но экономка никуда идти не собиралась. Конечно, вода в Морбакке плохая, ей ли не знать. Колодец здесь всего один, и круглый год, даже в самую сильную сушь, в нем есть вода, только вот она не прозрачная, а мутная, красноватая. Пить ее нельзя, за питьевой водой надо каждый день ходить к роднику, расположенному далеко от дома. Но лучше уж таскать воду издалека, чем связываться с шатуном вроде Гермунда Гермундссона.
— Не надейтесь,
— Ладно, значит, придется мне подождать, пока она проснется. — С этими словами колодезник положил ногу на ногу и прислонился спиной к столу, чтобы сидеть со всеми удобствами.
Экономка снова взялась за ступку, и некоторое время оба молчали.
— Что это вы толчете? — полюбопытствовал колодезник через несколько минут.
— Соль, — ответила экономка.
— Вот оно что, то-то вы такая сердитая да резкая.
Экономка промолчала. Не хотела затевать перепалку с пришлым зубоскалом, и на кухне опять настала тишина.
Однако немного погодя дверь кухни отворилась, вошли две служанки с ушатом воды. Они ходили к колодцу и, как всегда, тащили полный ушат на жердине, которая лежала у них на плечах. Ноша тяжелая, спину ломит, обе едва разогнулись, когда сперва опустили ушат на пол, а затем опять подняли и водрузили на деревянную крестовину, которая служила подставкой.
Как только служанки водворили ушат на место, колодезник встал и пошел поглядеть на воду, которая была темнее и мутнее обычного, ведь ее только-только набрали в колодце.
— Черт, ну и грязища! — воскликнул он и сплюнул прямо в воду.
Ничего хуже он сделать просто не мог. Мало того, что испортил воду и служанкам сызнова придется идти с ушатом к колодцу, но и вообще, как вы, дети, понимаете, плюнуть в воду — это все равно что растоптать кусок хлеба.
Служанки совершенно рассвирепели и пошли на него — одна с жердиной, вторая с большим медным ковшом, что всегда висел на краю ушата, — хотели взашей прогнать его вон из кухни.
— Убирайтесь вон! — кричали они. — Нечего вам тут делать! Не умеете вы себя вести!
Колодезник принялся обороняться, и на кухне поднялся ужасный шум. И очень скоро дверь комнаты при кухне отворилась, на пороге появилась маменька.
— Боже милостивый, что здесь происходит? — спросила она.
Все разом стихло. Пришелец поспешно отвернулся от служанок и учтиво поздоровался с маменькой.
— Не так все страшно, как кажется, — сказал он.
— Этот урод плюнул в бочку с водой! — закричали служанки.
— Пришлось мне пошуметь маленько, чтобы хозяйка проснулась, — продолжал колодезник, — но я мигом все улажу.
Тут он подхватил ушат с водою за ручки, поднял и на вытянутых руках пронес через всю кухню на улицу. А там выплеснул испорченную воду на каменную плиту у порога.
Маменька, экономка и обе служанки смотрели, не говоря ни слова. Онемели при виде этакой силищи.
Однако ж тем дело не кончилось. Гермунд Гермундссон подхватил ушат за одну ручку, с легкостью, будто стакан с пивом, отнес к колодцу и начал наполнять водой. Увидев это, маменька послала к нему кухарку с жердиною, но он от помощи отказался. Опять схватился за ручки и на вытянутых руках донес ушат от косогора, ведущего к скотному двору, до кухни и водрузил на деревянную крестовину.
Н — да, совершив этакий подвиг, он полностью оправдал себя перед всеми, и было ясно, что ему разрешат выкопать в Морбакке столько колодцев, сколько он пожелает. Ведь язык не повернется отказать мужику, который крышу с дома снимет, коли заблагорассудится.
Едва только маменька обещала Гермунду, что ему позволят вырыть колодец, как он сразу спросил, где бы она хотела оный устроить.
— Само собой, в таком месте, где в земле есть вода, — сказала маменька, — но, конечно, хорошо бы поближе к прачечной, ведь там расход воды самый большой.
— Коли хозяйка желает иметь колодец подле прачечной, так тому и быть, — отвечал Гермунд.
Наутро он и впрямь начал копать аккурат возле прачечной. Никто не видал, чтобы он ходил вокруг с лозою или как-нибудь иначе изучал окрестности. Казалось, он чувствует себя хозяином над всеми водяными жилами в земле и способен направить их туда, куда захочет.
Копал он в одиночку, без посторонней помощи, только испросил подручных, чтобы увозили прочь землю и камни, нескольких парней с тачками. А работал он с такой быстротою, что воистину задал парням жару, никогда в жизни они этак не надрывались. Только опорожнят одну тачку, а уж полна следующая, которую опять же надо опорожнить. Участок он разметил квадратный, размером по меньшей мере четыре на четыре локтя, [28] так что копать — дело нешуточное. Однако до вечера он углубился в землю настолько, что даже голова из ямы не выглядывала.
28
Локоть — старинная мера длины, около о,6 м.
Маменька говорила, что все то время, пока Гермунд рыл колодец, не сиделось ей в комнатах за шитьем, очень уж любопытно было поглядеть, найдет ли он воду. И не только это, она с удовольствием наблюдала, как он работает, ведь даже представить себе не могла, что на свете есть такие сильные и выносливые люди.
Колодезник был очень доволен участком, на котором копал. Уверял, будто по всем признакам скоро обнаружится водяная жила. Не встретилось ему ни больших каменных глыб, ни твердой породы — как только снял верхний слой, сразу пошел крупный сухой песок. А когда пробьет этот слой, непременно покажется вода. Тут он ничуть не сомневался.
Однако слой песка оказался толстым, и Гермунд продолжал копать весь следующий день. Но работа шла совсем не так быстро, как на первых порах. Ему понадобились помощники, которые сколотили подмости, где стояли двое мужиков, принимали от Гермунда песок и высыпали через край колодца. Вскоре, однако, и этого уже было недостаточно. Яма стала так глубока, что пришлось соорудить какой-никакой подъемник из длинных веревок и нескольких бочек, которые ходили вверх-вниз таким же манером, каким на шахтах поднимают руду.