Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф
Шрифт:
— На сей раз они поступили иначе, не так, как когда умер принц Густав.
— Вы, сударыня, как я понимаю, издавна живете в Стокгольме, — отозвалась тетя. — Принц Густав скончался в начале пятидесятых, я в ту пору еще сюда не переехала.
— Да, но вы наверное слышали, что тогда они не выставляли покойника для прощания. Видно, имели свои причины.
Тетя отвечала, что, конечно, слышала такие разговоры, но слышала и объяснение: из-за болезни и из-за долгого пути из Христиании принц Густав стал на себя не похож, и королева Жозефина не пожелала его выставлять.
Но старушенция оказалась совершенно невозможная. Большим зеленым зонтиком,
— Он болел не больше, чем я, — сказала она, — однако ж королева в высокомерии своем не позволила ему жениться на любимой.
Тетя попыталась объяснить ей, что в нашей конституции записано: принцы королевской крови не могут жениться на особах недворянского происхождения, — но старушенция пропустила тетины слова мимо ушей, все запальчивее твердила, что принц жив, кричала и размахивала зонтиком, так что тетя смутилась и, указав на стоявшего неподалеку дворцового служителя, заметила, что, пожалуй, не слишком уместно спорить здесь о принце Густаве.
Старая женщина тотчас притихла.
— Да-да, вы правы, сударыня, — сказала она, понизив голос. — Но что знаешь, то знаешь. Ведь вы, сударыня, тоже думаете, что это правда.
Я окончательно сбилась со счета, пока тетя разговаривала с этой старушкой, поскольку то, о чем они говорили, именно мне было невероятно интересно. А теперь обе замолчали, и я решила сызнова начать подсчет, надо ведь хоть чем-то занять мысли, стоя в очереди.
Но, едва пересчитала один оконный ряд, как случилось нечто странное. В голове у меня словно распахнулась дверь, и я увидела случившееся давным-давно и до этой минуты совершенно забытое.
Воспоминание ожило так ярко, что ни о чем другом я думать не могла. И находилась как бы разом в двух местах — стояла в дворцовом дворе и одновременно сидела в большой карете, ехала по разъезженной, ухабистой дороге. Но дорогу я не узнавала, так что поняла, что нахожусь не в Эстра-Эмтервике, а где-то еще, где проезжала, наверно, раз или два.
Я не успела разобраться, что это за дорога, а карета уже миновала мост и очутилась на узкой, мощенной камнем улице. Ее я тоже не узнавала, хоть и старалась изо всех сил. Впрочем, и ехала по этой узкой улице не особенно долго, карета завернула в большой продолговатый двор, со всех сторон окруженный домами. Остановилась она возле крыльца, на котором, радостно всплескивая руками, стоял невысокий и весьма корпулентный старый господин.
«Так это же дедушка, маменькин отец», — подумала я и тотчас сообразила, что во мне проснулось воспоминание о моей последней поездке в Филипстад, лет пять-шесть назад. Да, так оно и есть, едва только поняла, где нахожусь, я узнала все до мельчайших подробностей. Хотя и не могла взять в толк, почему дедушка и его усадьба вспомнились мне сейчас, когда я стояла в дворцовом дворе.
Я прекрасно все сознавала, чувствовала, что держу тетю Георгину за руку, ясно и отчетливо видела и ее, и людей, стоявших в очереди впереди меня, и не испытывала удовольствия, оттого что вижу себя вот так, удвоенно, думала, что, если это затянется, я сойду с ума. А может, уже сошла?
Длинная очередь продвигалась ближе к дворцу, и я вместе с нею. Когда я шла, воспоминания на минуту-другую отступали, но едва только я останавливалась и все вокруг затихало и успокаивалось, они возникали вновь.
Теперь я видела, как в одиночестве брожу по большому дедушкину дому в Филипстаде. Вот я миновала гостиную, столовую и гостевую комнату, а затем вошла в маленькое темное помещение — дедушкину контору. Увидела ее прямо как наяву. Крохотная, не больше чулана, по стенам штабеля больших пакетов, упакованных в серую оберточную бумагу, от них становилось еще теснее. Дедушка сидел за большим высоким столом, спиной ко мне, но, услышав мои шаги, обернулся и с улыбкой посмотрел на меня. «Здесь тебе нельзя оставаться, я занят, — сказал он очень приветливо, — ты пойди в лавку и попроси Фагерберга, пусть даст тебе кулечек изюму и миндаля, а потом иди в игровую и устрой себе пирушку».
Надо же, стоя в очереди в Стокгольмском дворце, я вспомнила все, что дедушка говорил мне пять или шесть лет назад! Я не могла бы вспомнить все это отчетливее, даже если бы слышала его слова вчера или третьего дня.
Дальше я увидала, как через узкую дверь прошла в дедушкину лавку, где г-н Фагерберг с радостью ловко свернул большой кулек, который наполнил миндалем в скорлупе и изюмом. Вдобавок он отворил мне заднюю дверь, чтобы я могла выйти в большой двор и оттуда пройти в комнату для игр. Там я долго сидела, колола в кухонной ступке миндальные орехи. Управившись с этим, я принялась втыкать миндаль в изюмины и отправлять в рот. Хорошо помню, как было вкусно, хотя с той поры минуло столько лет.
Впрочем, пировала-то я недолго. Скоро кулек с изюмом лежал брошенный на столике, а сама я стояла на одной из лавочек игровой комнаты, рассматривала цветную картинку, приклеенную довольно высоко на стене. Она была выдержана в красных и синих тонах, главным образом в красных, и изображала роскошную колонную залу. Посередине — большой стол, за которым сидел молодой король с короной на голове, окруженный своими советниками. Позади короля виднелся трон, ветхий, вот-вот развалится, а перед ним через всю залу тянулся ряд плах. На каждой распростерт человек с повязкой на глазах, готовый к казни, а между плахами — аккуратно сложенные мертвые тела и отрубленные головы.
Под картинкой крупными буквами было написано, что на ней изображено видение, незадолго до кончины посетившее короля Карла XI [41] в тронной зале Стокгольма. Ниже куда более мелким шрифтом сообщалось, как однажды ночью король Карл XI увидел яркий свет в окнах тронной залы и как он в сопровождении государственного советника Бьелке и еще нескольких придворных отправился в тронную залу, которую действительно нашел ярко освещенной, и увидел посередине большой стол, молодого короля и его достойных советников, меж тем как трон позади него рушился, а палачи трудились вовсю.
41
Карл XI (1655–1697) — шведский король, отец Карла XII, разгромленного Петром I под Полтавой.
Стоя на лавке, я поднялась на цыпочки, чтобы получше разглядеть написанное. Но большое пятно сырости на стене испортило большую часть оставшегося текста. Я сумела прочитать лишь несколько строчек, сообщавших, что король Карл XI спросил, когда это произойдет, и могучий голос дал ему ответ. Но какой ответ? Вроде бы это предвещало беды, которые грядут в правление одного из его преемников. Это я кое-как прочитала, но о каком по порядку короле идет речь и что, собственно, случится, разобрать не сумела.