Девочка, которая любила Тома Гордона
Шрифт:
Триша повернулась, ее качнуло, и тут она увидела бегущего к ней невысокого мужчину в зеленых, с заплатами штанах, зеленых резиновых сапогах и широкой вылинявшей футболке. Обширная лысина, длинные, до плеч волосы, маленькие очки без оправы, поблескивающие на солнце. Карабин он держал вертикально, подняв ствол высоко над головой, словно скачущий индеец в старом фильме. Тришу не удивило, что на футболке эмблема «Бостон Ред сокс». В Новой Англии у каждого мужчины была хоть одна такая футболка.
– Эй, девочка! – воскликнул он. – Господи, девочка, с тобой все в порядке? Святый Боже, это же
Триша шагнула к нему. Ее шатало.
– Третий страйк, – повторила она, но слова не слетели с ее губ. Ту капельку сил, что еще оставалась при ней, она израсходовала на последний вскрик. И теперь не могла даже шептать. – Третий страйк. Мой крученый бросок оставил его не у дел.
– Что? – Мужчина остановился перед ней. – Я тебя не расслышал, милая, повтори.
– Вы видели? – Она вела речь про свой великолепный бросок, бросок, позволивший удержать победный счет. – Вы видели?
– Я… я видел. – По правде говоря, Тревис Херрик не знал, что именно он видел. В те несколько секунд, которые девочка и медведь провели, застыв, как памятники, глядя друг на друга, у него сложилось ощущение, что это вовсе и не медведь, но об этом Тревис Херрик никому не сказал. Люди знали, что он не прочь выпить, они могли подумать, что он рехнулся. А теперь он видел перед собой маленькую девочку, едва державшуюся на ногах, исхудавшую до невозможности, в рваной, грязной одежде. Он не мог вспомнить, как ее зовут, но знал, кто она такая. Еще бы, несколько дней ее фотография не сходила с экрана телевизора, да и по радио о ней постоянно говорили. Он только не мог понять, каким чудом она оказалась так далеко к северо-западу, но он знал, кто стоит перед ним.
У Триши подкосились ноги, и она бы упала, если бы Херрик не успел ее поддержать. При этом его карабин («Крэг», калибра 350) выстрелил у самого уха Триши, оглушив ее. Но девочка даже ухом не повела. Подумаешь, стреляют.
– Вы видели? – снова спросила она, не слыша собственного голоса, не зная, говорит ли она. Ей показалось, что невысокий мужчина совершенно сбит с толку, испуган и не так уж умен, но при этом, похоже, человек добрый. – Мой крученый бросок оставил его не у дел, вы видели?
Его губы зашевелились, но Триша не услышала его ответа. Он же положил карабин на хардпэн (давно пора, подумала про себя Триша), поднял ее и повернул так быстро, что у нее закружилась голова. Наверное, Тришу бы вырвало, если бы в ее желудке что-нибудь было. Она начала кашлять. Кашля тоже не слышала, потому что после выстрела в ушах стоял звон, но чувствовала, как кашель разрывает ей горло и грудную клетку.
Она хотела поблагодарить невысокого мужчину за то, что он несет ее, за то, что пришел ей на помощь, но ей также хотелось сказать ему, что существо-медведь попятилось еще до того, как раздался выстрел. Что она увидела замешательство, написанное на его морде-лице, страх в его глазах-глазницах, когда начала выполнять бросок. Она хотела сказать этому невысокому мужчине, который уже бежал с ней на руках, что-то важное, что-то очень важное, но он сильно тряс ее, она кашляла, в голове звенело, и она не знала, удалось ли ей это сказать или нет.
Триша все еще пыталась сказать: «Я это сделала, я удержала
После игры
Она вновь была в лесу и вновь вышла к уже знакомой ей поляне. Посередине, у пня, который на поверку оказался не пнем, а столбом с ржавым рым-болтом, вкрученным в верхний торец, стоял Том Гордон. Он лениво раскачивал рым-болт из стороны в сторону.
Я уже видела этот сон, подумала Триша, но, приблизившись к Гордону, заметила, что одно отличие есть: на Томе была не серая, выездная, а белая униформа, в которой он выходил на поле в домашних играх, с ярко-красным номером 36 на спине. Значит, выездные игры закончились. «Ред сокс» вернулись в Фенуэй, снова играли дома, выездные игры закончились. Да только она и Том опять очутились в лесу, на поляне-пастбище.
– Том? – застенчиво позвала она.
Он посмотрел на нее, удивленно вскинул брови. А его пальцы, которые так ловко управлялись с бейсбольным мячом, раскачивали ржавый рым-болт. Вперед-назад, вперед-назад.
– Я удержала победный счет.
– Я знаю, что удержала, детка. Здорово это у тебя получилось.
Вперед-назад, вперед-назад. Куда вы позвоните, если у вас сломается рым-болт?
– А что было взаправду?
– Все, – ответил он, словно соотношение реального и воображаемого не имело ни малейшего значения. Потом повторил: – Здорово это у тебя получилось.
– Я поступила глупо, сойдя с тропы, не так ли?
Том Гордон удивленно посмотрел на нее, потом рукой, которая не раскачивала вперед-назад рым-болт, приподнял козырек бейсболки. Улыбнулся. Он выглядел таким молодым, когда улыбался.
– С какой тропы?
– Триша? – Женский голос, откуда-то сзади. Похож на голос матери, но откуда взяться мамику в этих лесах?
– Наверное, она вас не слышит. – Другой женский голос, незнакомый.
Триша обернулась. Леса темнели, деревья сливались друг с другом, превращаясь в темную кляксу. В кляксе что-то двинулось, и Триша почувствовала укол страха. Осоголовый священник, подумала она. Это осоголовый священник, он возвращается.
Тут она поняла, что все это ей только снится, и страх пропал. Она посмотрела на Тома, но того уже не было, на поляне остался лишь столб с рым-болтом, вкрученным в верхний торец… и на траве, у столба, куртка, в каких бейсболисты выходят на разминку, с надписью «ГОРДОН» на спине.
Она увидела его на другом конце поляны, ярко-белую точку на зеленом фоне.
– Триша, какая у Бога привычка? – крикнул он.
Появляться на поле во второй половине девятого иннинга, хотела ответить она, но с губ не сорвалась ни звука.
– Смотрите. – Голос матери. – У нее шевельнулись губы!
– Триш? – Пит, такой встревоженный, но полный надежды. – Триш, ты проснулась?
Она открыла глаза и леса укатились в темноту, от которой она уже не сможет избавиться… С какой тропы? Она лежала в больничной палате. Что-то торчало у нее в носу. Что-то, кажется, трубка, тянулась к руке. На грудь словно навалили что-то тяжелое. У кровати стояли ее отец, мать, брат. За ними, вся в белом, медицинская сестра, которая и произнесла: «Наверное, она вас не слышит».