Девочка Лида
Шрифт:
– Правда.
Лида вздохнула.
Трудно было узнать Лиду; она простудилась, сидела бледная, кашляла. Тетя так ничего и не сказала ей в тот странный вечер, не бранила и не наказала. Она ее и потом не бранила.
Наутро Лиду призвали в кабинет к папе и при папе заставили рассказать, как все было.
Ах как Лиде не хотелось рассказывать!
Ах как ей было стыдно! Всякий раз, как она думала умолчать про что-нибудь, увернуться, тетя тотчас угадывала, будто в сердце у Лиды читала, - она подымала на Лиду темные проницательные
А затем все пошло по-старому. Тетя была все такая же. Папа реже стал бывать дома, а когда бывал, то был добрый и серьезный, как всегда. Из-за больших дождей Лева чаще прежнего приходил в гости и еще крепче подружился с Лидой. Про старое никто не поминал, не расспрашивал, но Лида ходила сама не своя, все задумывалась. О чем она думала, она бы, пожалуй, и сама не сказала, не сумела бы. Приходили ей в голову разные невеселые мысли, и она сильнее прежнего ожидала маму и няню.
Лида не хотела даже Левиного паука поглядеть.
– Муху, муху нарисовал! Глядите, он теперь муху нарисовал!
– радостно закричала Люба и захлопала в ладоши.
– И мне! Покажите и мне мушку! Где мушка?
– подбегая, кричал Жени.
– Вот, Жени, гляди! Влезай на табурет. Вот какая, с крылышками! Он ее поймает в паутину, Лева?
– Да, непременно. Вон, видишь, все это идет паутина, вокруг, сеткой!
– объяснял, бойко размахивая карандашом, Лева.
Сетка вышла удивительная, огромная, из толстой черной паутины, - никакой мухе не вырваться из нее. Лева в последний раз послюнил карандаш, провел последнюю толстую черную черту и закрутил ее винтом вокруг мухи.
– Теперь кончено, поймана! Сейчас паук подползет и убьет ее.
– Ах она бедная муха!
– Бедная мушка! Я ее люблю, - объявил Жени.
– Лева, ты теперь про муху нам расскажи, - просила Люба.
– Ишь какая! Нарисовал - так мало, еще расскажи.
– Конечно, расскажи. Про паука рассказывал ведь.
– Ну и будет с тебя.
– А я хочу про муху послушать. Расскажи, Лева... Ну ты расскажи, Коля.
– Я не знаю, - отказался Коля.
– Ну Лида. Лида знает. Ах да, ведь Лида про Муху Горюху знает, - вспомнила вдруг Люба и обрадовалась.
– Вот чудесно! Расскажи, Лида! Расскажи, - просила, ласкаясь и приставая, Люба.
Лиде совсем не хотелось рассказывать.
– Право, не хочется...
– Ну пожалуйста!
– умоляла Люба.
– Да я позабыла, совсем позабыла. Даже как начинается, позабыла.
– Неправда, неправда, все врешь! Все знаешь. Ну хорошо, я тебе, пожалуй, начало-то припомню. Ну, "ехал мужик"...
– Ехал мужик...
– повторила Лида.
– И потерял рукавицу...
– И потерял рукавицу...
– Ах, Лида! Да что же ты? Ты уж теперь дальше сама рассказывай.
– Люба вышла из терпения.
– Ну, "мужик поехал"...
– Поехал...
– повторила Лида; но, видно, сказка не шла ей
– Коля! Тетя непременно хочет на Воробьевы горы поехать?
– беспокойно спросила она Колю.
– Да, Лида. Тетя папе давеча говорила. А что ты? Тебе разве не хочется?
– Ах, Коля, мне так не хочется! Лучше в какое-нибудь другое место, лучше опять в Кунцево.
– Ну вот еще, опять туда! Это скучно. И Зиночка с Петей на Воробьевы горы поедут, а в Кунцево во второй раз ни за что не поедут. Я тоже не хочу в Кунцево. А ты, Лева?
– спросил Коля.
– А мне все равно, - отвечал Лева.
– А ты, Люба?
– Я лучше на Воробьевы горы.
– И я! И я лучше на Воробьевы горы, - вставил свое словцо Жени.
– Ну вот видишь, нас сколько, все на Воробьевы горы. А тебя не поймешь, прежде сама ведь хотела.
Да, прежде! А теперь Коля и представить себе не мог, как не хотелось Лиде ехать. Зиночку пригласили - значит, и Луиза Карловна поедет, и Петя.
– Ну, Лида, дальше, - снова приставала со своей сказкой Люба, - сказывай дальше. Ну, "мужик проехал, увидала рукавицу Муха Горюха..." Ну, Лида!
Но Лида наотрез отказалась. Люба расстроилась, а Мухе Горюхе так и не пришлось горевать в этот вечер.
Глава XXI
Тетя всегда исполняла свои обещания. Еще в Москве, перед отъездом на дачу, пообещала она детям съездить на Воробьевы горы и теперь решила отправиться туда в первый же ясный день.
Ясные дни наступили, последние летние теплые денечки. Дети слышали, как с вечера папа приказывал Дмитрию заказать в городе шестиместную коляску. Аннушка напекла ватрушек, пампушек; запасли по грибы корзинки и пригласили Зиночку с Петей. Жаль только, что папе нельзя было ехать. С августа начались у папы занятия в городе; он часто уезжал из дома и редко бывал с детьми.
Лева вздумал было упрямиться: вдруг не захотел ехать. Насилу его уговорили. Он неохотно уселся в коляску подле Матрены с Жени, рядышком с Колей. На переднем месте сидели тетя, Лида и Люба. Жука некуда было взять; тетя ни за что не позволила посадить его в ноги. Бедный Жук лаял, бегал вокруг коляски; Аксюша увела его в комнаты, а Лева совсем нахмурился и даже не захотел поиграть с Жени.
– Бедный Жучок! Не взяли Жучка, - приговаривала Люба.
– Ничего, он дома нас подождет, - заметил Коля.
– Ишь ты, какой добрый! А если тебя бы дома оставили?
– Я - другое дело. Я ведь не Жучок.
– А я Жучок, я Жучок!
– вдруг объявил Жени.
– Лева, я Жучок!
Но Лева не обращал никакого внимания.
– Я Жучок, я буду лаять. Гав, гав!
– залаял Жени.
– Полно, батюшка! Нешто можно так?
– унимала Матрена.
– Жучок - собачка.
– Я тоже собачка.
Жени не на шутку вообразил себя собачкой: вставал на четвереньки, ерзал на коленях у Матрены и Левы и лаял на всю коляску.