Девочка-наваждение

Алиса

Я бежала так, как никогда не бегала в жизни. Пыталась ускользнуть от монстров, что гнались за мной. Вокруг были люди, но они лишь оборачивались на бегущую девчонку, одетую в ночную сорочку. Я не верила, что мне кто-нибудь поможет.

Я уже ни во что не верила.

Мне только хотелось спасти того, чье крохотное сердечко бьется во мне. Почему- то жизнь этих нескольких клеток стала для меня вдруг важнее моей собственной.

Впереди замаячила белая пластиковая дверь, ведущая на свободу.

– Стой!
– раздалось

Я и не подумала останавливаться. Наоборот. Собрала все свои силы и выскочила из больницы на улицу. Обжигающий холод опалил мою кожу. Я споткнулась и упала, больно ударившись коленом. Но тут же снова вскочила на ноги.

Невдалеке стояла небольшая газель, дверца будки которой была гостеприимно распахнута. Я поспешно нырнула внутрь, спрятавшись в тюках с грязным бельем. На мое счастье дверцу сразу же закрыли. Автомобиль тронулся с места.

Я никому не позволю убить моего ребенка!

Впервые со дня смерти бабушки я обрела почву под ногами. Я больше не одна. Я больше не буду слабой. Мне есть кого защищать. И есть, ради кого жить. Даже, если весь мир против. Даже, если отец моего ребенка не желает, чтобы он родился. Мне плевать. С этого дня главным будет то, чего хочу я сама.

Я закрыла глаза и выдохнула. Я сбежала... Я сбежала! Смогла...

Оглядела металлическую будку, которая не отапливалась. И снова почувствовала холод. Желудок сжался от голода и жалобно заскулил. Перед процедурой нельзя было есть и пить. Поэтому я оказалась здесь раздетой, голодной и с разбитым сердцем. И разбитым коленом. Впервые за эти сумасшедшие минуты позволила себе посмотреть на ногу. Кровь еще шла, заливая белую кожу.

Словно в насмешку в памяти всплыло, как Борис вел ладонью по этой самой ноге, задирая юбку, как шептал, уткнувшись мне в шею: "Ты такая сладкая!"

А я... Я поверила. Как могла, после всего, что он со мной вытворял в школе, не знаю. Безмозглая идиотка.

Но мне так хотелось тепла. Хоть чуточку. Чтобы согреть свою озябшую душу.

Криво улыбнулась своим мыслям. Тепло ли тебе теперь, девица? Тепло ли тебе, красная? Я начала мерзнуть. По-настоящему. Что и не удивительно. Для января месяца. Почему, почему это все происходит со мной? Чем я это заслужила? В глазах защипало, а нос зачесался. Нет, плакать сейчас нельзя. Надо что-то делать. Иначе я заболею. И неизвестно как это отразится на моем малыше. Я раскидала мешки в стороны и, что было силы, забарабанила в перегородку, отделявшую меня от кабины водителя. По моим подсчетам мы уже достаточно отъехали от больницы, где мне по указке Харламова хотели сделать аборт. Стучать пришлось долго. Я почти выдохлась, когда машина, прижавшись к обочине, все же остановилась.

Дальше я услышала хлопок дверцы, отборный, витиеватый мат, от которого покраснели кончики ушей, скрип запоров, пока водитель открывал грузовой отсек.

А после он замолчал, увидев меня.

– Ой, девонька!
– все, что удалось мне услышать от пожилого водителя, который смотрел на меня во все глаза, будто я не обычная девушка, а какая-то валькирия.

В другое время я бы подождала, когда со мной заговорят.

Но это было в другое время. И это была другая я. Которая сгорела словно на костре, пока меня волокли по длинным коридорам больницы

– У вас есть во что одеться? Мне очень холодно, - голос не слушался, трескался и ломался, из-за того, что я долго кричала.

– Дааа...
– протянул озадаченно мужчина и принялся стягивать с себя куртку, - Ты как здесь оказалась, дочка? Погоди у меня в кабинке сапоги есть.

Он протянул мне не слишком чистую куртку, в которую я с благодарностью нырнула. Скрылся из вида, а потом вернулся с кирзовыми сапогами. Но хотя бы не придется босиком идти по льду.

– Что с тобой случилось?
– опять повторил мужчина, - Может, полицию надо вызвать?

– Нет!
– почти крикнула я в ответ, - Не надо полиции. Они не помогут.

Самое ужасное, что я говорила правду. Не будет мне полиция помогать. Приехать они приедут. Даже проявят фальшивую заботу, отвезут в отдел. А после... После позвонят кому-то из Харламовых. И меня снова увезут в больницу. Ни за что этого не допущу!

Мозг лихорадочно искал выход. Я ведь совсем одна! Никого не осталось. Только если... Матвей... Призрачная надежда на спасение замаячила передо мной. Да это нечестно вмешивать его в свои проблемы. Но он сам предлагал звонить, если мне понадобится помощь. Мне она сейчас не просто нужна. Она необходима, как воздух. И не мне одной.

Я неуклюже влезла в допотопные кирзачи, которые были мне велики. Доковыляла до кабины и залезла в долгожданное тепло. Мужчина внимательно глядел на меня и протянул кружку с горячим чаем, которую налил из желтого термоса с цветочками.

– Пей, дочка.

Я сделала пару глотков, а потом решительно спросила:

– У вас телефон есть? Мне нужно позвонить. Мне помогут.

Мельком бросила взгляд на себя в автомобильном зеркале и ужаснулась. Всклокоченные волосы, осунувшееся лицо, темные синяки под глазами. На кого я похожа... Потом я вернула свое внимание водителю и заметила, как он смотрит на мое запястье, на котором красовался багровый след от веревки. Меня привязывали... Почему-то стало жутко стыдно за все, что со мной случилось, и поспешно натянула на руку рукав, стремясь спрятать безобразные синяки.

– Телефон дадите?
– нужно быстрее позвонить, пока мужчина не надумал сдать меня в полицию. Он и так колеблется.

Несмотря на свои опасения, водитель протянул мне допотопный кнопочный телефон. И я быстро набрала номер Белова. Его я помнила наизусть. Какое-то время юноша был моей мечтой. Недосягаемой, словно звезда на небе. По сути я хваталась за ниточку, тонкую, такую тонкую. Но от которой зависели две жизни.

Он уехал. В другом городе. Живет своей жизнью. И не вспоминает обо мне.

Гудки... Как я их ненавидела, пока ждала ответа.

– Алло!
– раздалось сурово в трубке.

– Матвей!
– выпалила я и зачастила, чуть не плача, - Матвей, пожалуйста, помоги мне! Очень тебя прошу! Помоги!

Мой голос сорвался на всхлип. Наверное, он меня не узнал. И надо объяснить, сказать кто я.

– Алис?!
– услышала я удивленное.

– Пожалуйста! Мне очень надо! Пожалуйста!
– продолжала я твердить словно заведенная.

– Где ты? Я в Москве. Куда мне приехать?