Девочка Севера
Шрифт:
Веду пальцем по стеклу, пытаясь улыбнуться большим снежным хлопьям, но ничего не получается.
Может быть, потому что они падают под грязные колёса машин и превращаются в отвратительное серое месиво?
Да, все-таки в груди у меня не дыра. А именно вот такое месиво.
Хочется плакать и бесконечно просить у всех прощения, чтобы стало легче.
У Сергея за то, что каждый день подбрасываю ему новых проблем, у Ани за то не оправдала доверия, у Олеси за то, что не смогла прикрыть ее любимого человека…
Ей же сейчас даже невозможно
Мы обе оказались неприспособленными к жизни идиотками.
Нет, я ее не оправдываю. Просто люблю. Такую, как она есть. Как можно вдруг взять… любить-любить человека пять лет. Есть с ним по ночам печенье, мечтать, плакать, радоваться, называть мамой одну и ту же женщину, а потом вдруг жестоко сказать: «Мне на тебя плевать. Ты сама во всем виновата.»
Мама Люба говорит, что мы должны любить тех близких, которые нам даны. И не осуждать.
Мне очень хочется услышать ее голос прямо сейчас!
Я кидаюсь к тумбочке, беру телефон и набираю номер Любовь Павловны.
Жду длинные гудки, пока вызов не сбрасывается сам.
Смотрю на время. Одиннадцать. Странно… может быть, не слышит?
Тихонечко открываю спальню и выхожу в коридор.
Кидаю взгляд вглубь на прихожую. Ботинки, пальто… Выдыхаю. Сергей дома.
На цыпочках пробегаю коридор и жму ручку его комнаты.
Сердце замирает от новой волны вины и щемящей нежности.
Северов спит прямо в одежде на неразложенном диване. Рядом на полу стоит открытый ноутбук. Мне страшно представить во сколько он пришёл.
Боясь его разбудить, закрываю плотнее дверь и иду в ванну.
Без аппетита засовываю в себя яичницу с беконом и оставляю вторую порцию Сергею на столе.
Красиво выкладываю еду на тарелке и посыпаю зеленью. Получается, как на картинке.
В горлу подкатывают новые слёзы. Мне почему-то кажется, что Сергей меня не простит. Нет, не обидит, не накажет, не заставит возвращать деньги… Просто исключит из своей жизни, как раздражающий фактор.
И ждать его вердикта — это сейчас для меня самое страшное наказание и пытка. Но о том, чтобы разбудить его, я даже не могу подумать.
Из спальни доносится слабый звук вибрации. Я срываюсь в его направлении.
Залетаю в комнату и плюхаюсь животом на кровать, хватая с тумбочки телефон.
— Алло, — отвечаю громким шёпотом.
— Привет, Сонечка, — в динамике раздаётся родной и пока ещё осипший после болезни голос мамы Любы. — Ты звонила? Я на кухне была.
— С наступающим вас, мам Люб, — говорю, чувствуя, как мир становится чуточку светлее. — Не болейте больше. Я вас очень люблю.
— И тебя с наступающим, детка, — я слышу ее улыбку. — Ты чего поздравляешь по телефону? Не приедешь разве?
— Я… — немного теряюсь с ответом. Я ведь действительно собиралась встречать Новый год в интернате.
— Олеся сегодня рано утром приехала, — продолжает говорить мама Люба. — Плакала. С мальчиком рассталась своим. А что случилось, — вздыхает расстроенно, — клещами не вытянешь.
— Нет, — теперь я говорю уже уверенно. — Я вот как раз хотела сказать, что приехать не смогу. В общежитии встречать буду. Мне Олеся ключ оставила. Я приеду второго. Хорошо?
— Развлекайся и не переживай, — отвечает она. — Сонечка, что-то мне тут на второй линии воспитатель ломится.
— Хорошо, пока, — киваю.
— Хорошего праздника, детка.
Звонок сбрасывается.
Кладу телефон на кровать и только успеваю переодеться из халата в домашнюю одежду, как трубка снова начинает дрожать.
Олеся.
— Алло… — отвечаю, надеясь, на какое-то чудо.
Что подруга правильно смогла оценить за ночь происходящее. И мы войдём в Новый год, родными людьми, как и прежде.
Но чудо не происходит…
— Больше никогда не звони ей! — Истерично разрывается динамик. — Это моя мама! Я не хочу ее с тобой делить! Прихлебательница! Я бы была самой лучшей, она бы меня любила, если бы не ты!
— Леся, послушай… — я пытаюсь вставить хотя бы слово. — Ты несёшь ерунду. Мама тебя очень любит!
— Не называй ее так! Слышишь? Олега посадят из-за тебя! Ты все у меня забираешь! Не оставляешь места! Ах, Сонечка то, Сонечка это… Тьфу!
Я начинаю задыхаться от несправедливой обиды. От понимания того, что Олеся плевать хотела на правду. Ей комфортно видеть мир таким вот. Серым и вечно ей чем-то обязанным.
В этот момент во мне становится глухо. Неожиданно эгоистично все равно на ее чувства. Предел… он все-таки существует.
— А теперь послушай меня, — говорю вкрадчиво и жестко. Олеся затихает. — Правда в том, что тебя судьба странным и необъяснимым образом любит. Даёт новую хорошую семью, образование, друзей. А ты упорно исключаешь все, где нужно чуть-чуть приложить руки для результата и кидаешься туда, откуда тебя судьба вытащила за шкирку. Я не знаю, куда делась та моя хорошая подруга, которая мечтала стать психологом, как Любовь Павловна. Та, которая мыла ларёк, чтобы подарить шоколадку мне на день рождения! И воровала запасные ключи, чтобы я могла сбегать… Но, видимо, тебе больше нравится жить, как твоя мать…
— Заткнись… — я слышу, как она рыдает на другом конце в трубку. Зло, отчаянно. Сердце ейокает, но я не позволяю себе больше никаких душевных порывов. Так никакой души не хватит. — Пошла ты…
Она скидывает.
Я слышу, как за моей спиной открывается дверь. Опускаю от уха телефон и оборачиваюсь.
— Какая же ты громкая, — качает головой Сергей.
Заспанный, помятый, лохматый, такой родной… что я больше не могу справиться со своими эмоциями. Плюхаюсь на кровать и начинаю громко некрасиво рыдать.