Девочка Шерхана
Шрифт:
Шаги охраны я всегда слышала заранее, а тут тишина. И дверь открылась совершенно бесшумно. Шерхан.
Я замерла и сижу, словно может случиться чудо и он меня просто не заметит. С усилием проглотила уже откушенную хурму и смотрю на Шерхана. У него глаза тёмные-тёмные, как грозовое небо. Как тогда, когда стул сломал. Видно, что очень зол.
— Что ты тут делаешь?
– тихо спросил он голосом, не предвещающим ничего хорошего.
– Хурму ем, - честно ответила я.
Он ко мне шагнул. Я сижу на стуле, Шерхан надо мной возвышается. Большой, сильный.
— Хурму, - протянул задумчиво. — Ешь?
Я кивнула.
А Шерхан…взял моё лицо обеими руками, так, что захочешь - не вырвешься. Притянул к себе. Я успела посмотреть в его глаза - непроницаемые и серьёзные. А потом он меня поцеловал. Этот поцелуй я никогда не забуду — первый. Рот Шерхана казался мне твёрдым, но открывалтся навстречу моему он мягко. Мягкость эта - обманчива. Такие, как он, ласковы только если им это нужно. Он толкнулся в мой рот, я от удивления ахнула, и вместе с моим выдохом язык проник внутрь, коснулся моего. Я не могла шевелиться и не знала, что мне делать, но когда Шерхан оторвался от моих губ огорченно застонала — мне не хотелось, чтобы это кончалось.
— Ненавижу хурму, - прошептал он так близко от моего лица, что своими губами я чувствовала его дыхание. — Но твоим губам идёт её вкус.
Я только сейчас поняла, что хурму, которую я успела только надкусить, просто раздавила в руке. На коже оранжевые потеки сока и мякоти, внизу – оранжевая кучка бедного раздавленного фрукта. Шерхан притянул мою руку к себе и засунул в рот указательный палец, вымазанный в соке. Я застонала, чувствуя жёсткую шелковистость его рта.
— Полы мыть не умеешь, - сказал Шерхан. — Целоваться тоже…
– Вышивать умею, - пискнула я. — Крестиком, гладью, сутажем, а ещё…
– Т-с-с-с, — попросил Шерхан. – Меньше шума, женщина.
И положил свою большую смуглую ладонь мне на голую коленку. Провел вверх по бедру, до самого края юбки. О, это не сравнить с прикосновением дяди! Сейчас умереть хочется. Умереть оттого, что так хорошо и так страшно…
Ноги у меня сведены, словно судорогой, сильно, кажется, даже захочу — не разожму. Но Шерхан скользнул между бёдрами, чуть надавил и ноги сами разошлись в стороны. Я хотела зажмуриться со страху, но не могу, смотрю, словно загипнотизированная, как смуглая рука в татуировках пробирается все выше. А когда касается там, судорожно вдыхаю воздух так, что лёгкие вот-вот лопнут.
— Где твои трусы, - вкрадчиво шепчет он. — Белоснежка?
— На батарее сохнут…
Мне показалось, или он зарычал? На руки меня подхватил, словно я не вешу ничего и наверх понёс. У меня голова кружится то ли из-за того, что так быстро идёт, то ли из-за того, что скоро случится. Не страшно, что уронит, просто понимаю - такого произойти не может.
Дверь в кабинет открывает пинком. Бросает меня на диван - захватывает дыхание, но приземляюсь мягко. И понимаю, нужно сказать. Нужно.
— Я…— пытаюсь подобрать слова. — У меня никогда не…
Слова не находятся. Да и вообще мысли теряются - моя юбка уже на талии, блузка форменная непонятно где, а руки и рот Шерхана, кажется, везде, и нет больше мягкости в его поцелуях.
— Почему? — оторвался он от меня.
— Мы древнего княжеского рода, бабушка…
— Выкинь ерунду из головы, Белоснежка, - сказал он, стягивая зубами лямку моего бюстгальтера. – Тогда больно не будет, Белоснежка.
Больно было. Настолько, что слезы брызнули из глаз. Мне бы вырваться и бежать прочь. Попытаться хотя бы. Но я выбираюсь из омута этой боли мыслью о том, что он так рядом. Настолько, что буквально — во мне. И что можно обнять его за голову темноволосую, прижать к себе ещё сильнее, дыхание ловить, и ногами обнимать тоже, чтобы ещё глубже… Пусть больно. Ещё больнее, потому что моя боль приносит ему освобождение. Я чувствую, как то, что мучило его, отступает, растворяется вдали, и в голове его упрямой — только я. И пьянею от этого.
— Покажись, Белоснежка, - просит он потом.
– Я же и не видел тебя толком.
Я кутаюсь в рубашку. Теперь, когда все позади, мысль о том, что кто-то может увидеть меня голой приводит в ужас. А он дёргает за рубашку и смеётся. Тянет к себе, в охапку, целует-крепко, грабастает в медвежьи объятия.
— Никуда не выпущу. Тут спи.
А потом сам засыпает. Его рука на моей груди. Я долго так лежу, словно птичка попавшая в силки, наслаждаюсь его теплом и тяжестью. А потом тихонько выбираюсь из капкана его рук и крадусь к себе, вниз, в кладовку.
Глава 10. Шерхан
Белоснежка сбежала.
Я проснулся один.
Полотерки и след простыл, ни одежды, ни вещей — ничего. Только на диване и на коже моей кровь запекшаяся, как доказательство того, что она вчера была здесь.
Что между нами было все.
И вправду невинной оказалась, Белоснежка. Я не поверил поначалу — мне ли не знать, как умеют прикидываться бедными овечками женщины.
Но Белоснежка не соврала.
При мыслях о ней тепло стало. Я и сам не знаю, зачем пошел ее вчера искать. Рядом с ней не так отвратно было на этом свете жить. И мир вокруг не таким поганым казался. Подумал — хорошо бы она сейчас рядом оказалась, свернулась бы так же, как вчера под рукой.
А потом про груз вспомнил. Про то, что если он не найдется, на ножах Шерхана поднимут. И так мне тошно стало, хоть вой.
Только я не завыл, - зарычал. Вчерашняя передышка закончилась, нужно было дальше заниматься поисками товара. Пока удалось перед покупателями отмазаться, сказать, что поставка в пути ещё.
Не поверили, я знал. Но бузить не стали раньше времени. Позволили самому дерьмо разгребать. А они посмотрят — справлюсь, не справлюсь.
Я умылся холодной водой, рубашку свежую достал, пошел наверх. Заглянул в комнату охраны, настроение было — всем на орехи раздать. Мужики сидели там, в кабинке своей, совсем расслабившись, ногу на ногу закинули. С одной стороны экраны включённые, ресторан и прилегающую территорию показывают. А с другой — боевик на весь экран без звука идёт, кулаками машут.
— Ох рано встаёт охрана, — пропел в ухо прямо. Они встрепенулись, меня заметив, и по стойке смирно вдвоем вытянулись.
— Здравствуйте, Имран Рамазанович!
— Вы в курсе, — начал лениво, — что у нас тут несколько дней уже человек в ресторане живёт?
Что Белоснежка ночует здесь, для меня не секрет уже давно. Дважды два сложить не так сложно.
Переглянулись охранники друг с другом, двое из ларца, чтоб их.
— Ну и как вы охраняете тогда здесь все, ёшь вашу мать?