Девочки из первого "Г"
Шрифт:
– Смотрите, какая хорошенькая!
– Не бойся, мы тебя только слегка погладим!
– Милая крошка!
Назойливые ласки туч не давали слова сказать, обволакивали плотным удушливым дымом, забивались в глаза, ноздри, горло…проникали жарким паром, как от кипящего чайника, внутрь…И, в довершенье всего – что-то грохнуло, бумкнуло, чем-то сверкнуло, да так, что глазам стало больно!
– Аха-ха! – грохотали тучи, – Отличное фото на память!
– Ну-ка, ещё разок, для верности! – и опять ударило ослепительной жгучей вспышкой…
– Прекратите! Пустите! Аа-аа!!
Внезапно всё кончилось. Я лежала на чём-то мягком, приятном…с закрытыми глазами… пахло скошенной
– ГОВОРИ!
Что говорить? Зачем? И кто это вообще сказал? Откуда доносится этот бархатный, глубокий, раскатистый голос…как будто с неба…А! Всё ясно…наверное, я умерла и попала…а куда, собственно, я попала?! – пока эти мысли вскачь неслись в моей голове, я услыхала другой голос, напевный и мелодичный, похожий на челесту:
– О Великая Мать! Это существо убило моих деток!
– Намеренно?
– Я не знаю. Прошу о возмездии, Великая, Мудрая Мать!
– Отвечай, Ника, ты убила птенцов Малиновки намеренно?
– Я…я…нет…то есть…я не хотела…я думала… – всё моё существо пронизал глубокий стыд и сильнейшее сожаление…А вот страшно мне не было почему-то совершенно.
– Итак, вот мой вердикт! – произнёс первый голос торжественно и громко неизвестное мне слово, – За гибель троих птенцов Малиновки Ника лишится троих дорогих ей существ!
– Принимаешь ли ты моё решение, Малиновка?
– Да, Великая Справедливая Мать! – и Малиновка-гигант низко поклонилась по-прежнему невидимой мне сущности.
– А ты, Ника, принимаешь моё решение?
Вопрос меня изумил. Разве преступников спрашивают, согласны ли они с наказанием?!
– Наверное…да… – ответила я робко, – Но, пожалуйста, можно мне понять?
– Что именно?
– Разве от моего согласия…принятия…зависит Ваше решение?
– Да, зависит.
– Можно узнать, почему?
– Разумеется. Существо, принимающее наказание, признаёт свою вину. Признание вины смягчает последствия совершённого поступка. Возможно даже, что существо, принявшее наказание, сможет исправить эти последствия.
– То есть… погибших птенцов можно оживить?
– Да. Но это дано не каждому.
– Что нужно, для того чтобы их оживить? – невероятно надеясь, вся трепеща, спросила я, едва дыша.
– Чудо! Нужно совершить Чудо, – совершенно серьёзно ответила мне Великая Мать.
– Я не умею творить чудеса…
– Этого не умеет никто.
– Так значит, птенцов оживить невозможно…
– Тому, чего не умеешь, можно научиться.
– Как? Я хочу, очень хочу научиться!
– Тогда ты сможешь узнать, как.
И что-то в тоне, которым были произнесены эти последние слова, заставило меня замолчать. Просто стало понятно, что это конец нашего диалога. Малиновка вспорхнула и улетела прочь, а мне что делать? Ах, если б я тоже умела летать, словно птицы! Ведь я даже не успела попросить у неё прощения…Подумать об этом я тоже как следует не успела – меня словно подбросило в воздух!
– Подожди, подожди меня, Малиновка! – кричала я, вихрем уносясь в воздушном потоке. Вихрь оказался капризным, и крутил меня, словно пробку, попавшую в водоворот. На очередном повороте, вместо безбрежной синевы, в которой исчезла Малиновка, я увидала такую картину, которую не забуду до конца своих дней:
…Далеко-далеко внизу, как если бы вы смотрели из иллюминатора набирающего высоту самолёта, простирался бескрайний лес. Но деревья с такой высоты казались уже травой…или мхом…а среди этого мха, величественная и гордая, высилась колоссальная женская фигура! Она стояла, вырастая горным утёсом из изумрудного облака, глядя прямо на меня, и простирала раскрытые ладони, как будто бы только что выпустила из них птицу… Никаких средств художественной выразительности в мире не хватило бы, чтобы описать её лицо. Бесконечно доброе, мудрое, ясное, как самый солнечный день, оно постоянно менялось, и черты его были похожи то на медведицу, то на орла…то на бездонное озеро…и при этом оставались человеческими…Ни тогда, ни теперь я не могу постигнуть, как такое возможно.
А бешеный вихрь всё усиливался, превращался в смерч, крутящийся губительной воронкой, и где-то внутри этой воронки летела я – крохотная серая песчинка в бесконечном океане жизни…Очнувшись от резкого толчка, я вскочила как чёртик из табакерки…на своей сарайчиковой крыше! Прямо надо мной висела лиловая туча, растопырив свои лохматые лапы, с минуты на минуту готовая открыть свой брандспойт. А может даже – и не один! Моментально скатившись с низкой крыши, я полезла сквозь колючий малинник, спасаясь бегством. И было от чего! Уже схватившись за ручку входной двери в дальние сени, я всем телом ощутила такой мощный разряд, от которого сердце моё пропустило удар, и, казалось – подпрыгнул весь дом. И тут же потоками хлынул невиданный ливень! Вмиг затопило дорожки, превратив огород наш в болото, вихрем перевернуло тележку, повалило подпорку под средней ранеткой, и она обломилась, расколовшись тогда на две части…С опаской выглядывая из окна на это стихийное бедствие, я видела, как крупный обкатанный град сыпет так густо, что вскоре им были полны все тазы, все открытые вёдра…
– А ведь меня принесло этим вихрем назад! – думала я, вспоминая своё путешествие… Да… наш сарайчик свидетелем был разных давних событий…И чего я накинулась так на Оксанку? Надо пойти помириться. И заодно показать им обеим вот это – единственно доступный мне способ сотворить маленькое, зато своё собственное Чудо. Кто знает, может быть, прочитав мою «Легенду о Маришке» и её продолжение, хотя бы один человек на Земле подумает, прежде чем разорять беззащитные гнёзда…Итак:
…В разгар праздничного пира одна молоденькая Сирена, танцуя с речным тритоном, спросила его: