Девушка без отчества
Шрифт:
– Ты сказала, у него родители были не простые. Это значит, богатые?
– Не то, чтобы прям богатые, но обеспеченные. И со связями.
– Что это значит – «со связями»?
– Вика! Ну, ты же не глупенькая маленькая девочка! Что ты такие вопросы задаёшь?
– Мам, а ты его любила?
Она улыбнулась так, что я поняла: любила.
– А он тебя?
– И он меня тоже.
Откуда она знает? Но если говорит так уверенно, значит, знает?
– Тогда я не понимаю, почему ты за него замуж всё-таки не вышла.
– Потому что он и не звал.
– Как это так?
Вместо ответа она снова стала рассказывать про пятый курс, про непростых родителей, про злую маму, про конец девяностых, про двухтысячные. Я ничего не поняла, но старалась внимательно слушать. Разве же так бывает, чтобы люди друг друга любили и не поженились? Единственное, что я чётко запомнила: обстоятельства. Были такие обстоятельства, что ничего не вышло. Меня это объяснение не удовлетворило, но другого не было. Тогда я стала спрашивать про папу: какой он? Мы сидели с ней до часу ночи, пили чай, я задавала вопросы, а она отвечала. Она впервые рассказывала мне о нём.
– Постой, – перебивала я, – а глаза? Глаза?
У мамы глаза были карие, а у меня голубые. У бабушки глаза тоже были карие, но у дедушки – серо-голубые. Я помню, на уроке биологии, когда мы проходили Менделя с его горошком, я всё высчитывала, какова вероятность того, что я бы родилась кареглазой, будь папа с карими глазами. А с голубыми? Получалось, что вероятность рождения голубоглазой меня сильно увеличивалась при голубоглазом папе. Оказалось, я мыслила верно.
– Папины глаза у тебя, – улыбнулась мама, – папины.
– А что ещё у меня папино?
Она смотрела на меня и улыбалась. Мама у меня была очень красивая, и улыбка ей шла. Жаль только, что улыбалась она не очень часто. Она бы не была манекенщицей, но могла бы быть, например, актрисой, как Мерлин Монро, например. Эх, мама, мама, как ты могла меня оставить?
– Мам, а почему он позвонил именно сейчас? Что он хотел?
– У него крупные изменения в жизни. Он долго болел, теперь вылечился. Да и не только это, – она махнула рукой, а по губам всё блуждала улыбка, – встретится он хочет.
– Со мной? – снова ахнула я.
– И с тобой тоже.
– А чем болел? Рак?
– Нет, почему сразу рак? Травма была очень серьёзная. Несколько лет восстанавливался.
– Он что, спортсмен?
– Ну, вроде того.
– Мам, а расскажи, как вы познакомились? Только не так, а подробно.
Она посмотрела в свою чашку с остывшим чаем, потом прикрыла глаза, и начала рассказывать. Знакомились они аж дважды: сначала на дискотеке, а потом на дне рождения у какого-то общего друга.
– И вот, – рассказывала мне мама с блестящими в сумраке глазами, – представь себе: высокий, спортивный, красивый, голубоглазый, и подходит ко мне. А темно же на дискотеке, ничего не видно, я ему руки на плечи кладу, а у него плечи – во! Руки – во! Шкаф!
Я рассмеялась. Мама очень эмоционально всё это описывала.
– Ну, проводил, всё, говорю, дальше я сама. А он: дай мне свой телефончик. Я ему – ну, пиши. А он мне – я запомню! Гордый такой, самоуверенный, мол, память как у слона – диктуй. Ну,
Я ахнула.
– А почему же ты его номер не записала?
– А чем? На дискотеку же с собой ручку с тетрадкой брать не будешь – вещи надо где-то оставлять. Если компанией ходили – клали сумки в круг и танцевали, а когда одна идёшь – как? Или по карманам распихать, но тогда топорщится всё будет и выпасть может, или с маленькой сумочкой идти, а в неё почти ничего, кроме помады, и не влезает. И придерживаешь её, эту барсетку, чтобы ключи и проездной не вытащили.
– Клатч! Мама, маленькая сумочка – это клатч, не барсетка, – смеялась я.
– Сама ты – клатч! Клатч – это без ремешка, а мы там чуть ли не скотчем к себе приматывали её, лишь бы ничего не выпало и не отобрали на улице.
– Подожди, ну телефоны же у вас были?
– Стационарные, – засмеялась мама, – городские телефоны, как у бабушки, как у дяди Бори, помнишь? Не было сотовых тогда ещё, не было!
– Как не было? – изумилась я.
То есть я знала, что было такое время, когда не было ещё смартфонов. А до него было время, когда мобильных телефонов вообще не было, и я даже знала, что мама в такое время жила. Но мне казалось, это было, когда она была совсем маленькая…
Трудно представить себе жизнь без телефона – это же всё равно, что без трусов ходить: дикость какая-то, нужно будет тебе позвонить предупредить, что опаздываешь, или дорогу посмотреть, или узнать, когда автобус придёт, или сколько поездок на проездном осталось, да мало ли что нужно – и как?
– Вот так вот и не было, – смеялась мама, – представляешь, как люди жили?
– Как в каменном веке.
А она сидела и улыбалась. Я не могла себе даже представить, что вижу её улыбку в последний раз. Вот такая вот у меня была мама – красивая, смешливая и какая-то лёгкая. В смысле, она по жизни так шла – легко. Трясла своими шикарными волосами, отбрасывала их с лица, шла вперёд и смеялась. А я тогда даже не думала, что очень скоро её не станет.
– Ну, я сижу жду, – продолжала мама, – а звонка всё нет и нет. Неделя прошла, думаю, ну всё – уже не позвонит. В окно выглядываю – не стоит у подъезда? Не стоит. А у нас же дома там однотипные, думаю, может дом перепутал?
Я кивнула. Там действительно стоят три пятиэтажки подряд и одна из них бабушкина, перепутать очень легко, особенно, если видел эти дома один раз ночью.
– Расстроилась, конечно, но что поделаешь. Как его искать? Фамилии не знаю, ВУЗа не знаю, факультета не знаю – где его искать? Ну, и потом, мало ли, может, он просто взял и передумал, всякое же бывает. Неделя прошла, я пошла на день рождения к приятелю, к Славику, славный парень был, – она улыбнулась каламбуру. – Друг парня нашей одногруппницы, вот так. Я пошла, и представляешь, встречаю на этом дне рождения ЕГО! Судьба, думаю я: такое совпадение. Ну как это ещё объяснить? Выяснилось, он, конечно, не запомнил мой номер, приезжал к домам, хотел на асфальте написать мне, а там метель началась. Тоже думал, как меня искать, ничего не придумал, и тут вдруг такой случай.