Девушка брата
Шрифт:
Минеральная вода в летнее время стала нереально дорогой; ее приходилось брать по акциям – из некондиционных партий, порой с отлепившимися этикетками.
Я протянул бутылку Ольге Васильевне, сел на свою кровать, отвернул крышку.
Вода оказалась вкусной – острой и какой-то искристой.
Вот теперь, погасив пожар чеснока, можно было спать.
3
Оставалось неясным, уснул я, или не уснул.
Вроде бы
Вероятно, все-таки прошло некоторое время: в номере стало темнее, из окна лился свет.
Было непонятно: то ли из-за обреза рамы светит луна, то ли перед гостиницей зажегся старомодный белый фонарь, не видный с первого этажа.
В темноте стал различим запах табака: прежние постояльцы курили прямо здесь.
Стоял покой, характерный лишь для маленьких городков, куда еще не в полной мере не проникли гадости цивилизации.
Тишину нарушало лишь ровное дыхание Ольги Васильевны.
Она спала через проход: плотно укрывшись, повернувшись спиной.
Что-то ударило меня – изнутри, снизу вверх – взорвало, обратило в горстку железных опилок, которую поднял невидимый магнит.
Я не успел ничего понять, как оказался около Ольги Васильевны.
Под простыней пахло чистым, но немолодым телом.
Бюстгальтера не было; видимо, она сняла его, пока я спал.
Прижавшись в большой мягкой спине я протянул куда-то руку.
Верхняя – то есть правая – грудь на ощупь напоминала мешок, наполненный не очень теплой водой.
До нижней – левой – добраться не удалось: все пространство до стены было заполнено мягкой плотью.
Трусы тоже куда-то исчезли.
Не вздрогнув, не сказав ни слова, Ольга Васильевна подняла ногу, просунула руку между бедер, поймала меня, помогла найти и войти.
Мир раздулся до невероятных пределов и тут же сузился обратно; от него осталось лишь одно тело, надетое на другое.
Через несколько секунд взрыв ударил опять, только в другом направлении.
Я снова ощутил себя целым – опустошенным досуха и, кажется, счастливым.
– Вадим, возвращайтесь к себе, – раздался спокойный голос. – Кровати тут узкие, спать вдвоем невозможно.
4
Лежал я головой к окну, но проснулся от солнца, бьющего в глаза.
Очнувшись, я не сразу понял, что оно отражается от зеркала, укрепленного на выступающей стене санузла.
В сознании все смешалось; я не мог дать отчет: было то, что было ночью, или приснилось по инерции восприятия, согласно которому любая командировка означает сексуальный эпизод.
Стараясь не шуметь, я сел на кровати.
Ольга Васильевна беззвучно лежала на спине, закинув за голову полноватые руки.
Поза дышала покоем; вероятно, ничего не было, поскольку иначе разумная
Хотелось пить; «еврейский» салат действовал долго.
Бутылка с минеральной водой, ночью оприходованная до половины, стояла на тумбочке.
Я взял ее и в несколько глотков допил остаток.
Звенела тишина, никто не включал радио и не шаркал по коридору: похоже, мы были единственными постояльцами.
Соседка вздохнула, шевельнулась, слегка выпросталась.
Я увидел ее большие, не очень хорошо выбритые подмышки.
Солнечный свет не давал отключить рассудок.
Я не понимал, что делаю, но осознавал, как поднялся, сделал шаг, откинул простыню.
Главный бухгалтер спала голой; необъятный бежевый бюстгальтер и широкие трусы валялись на подоконнике.
Обнаженная и ничем не прикрытая, Ольга Васильевна не могла назваться совершенством.
Грудь ее была слишком мягкой, плоско растеклась; соски не имели цвета и оставались неразличимыми.
Талия отсутствовала, на боках виднелись складки, переходящие в живот, который выступал гораздо сильнее бюста.
Там, где у жены росли черная шерсть, подстриженная в щетку, у нее вились какие-то реденькие сероватые волоски.
Бледно-желтые бедра смыкались и не выглядели упругими.
Все это было объективным… и совершенно ничего не значило.
Утренний секс – интимное соединение в часы, когда гормоны клокочут, как перегретый пар, и не остается ничего, кроме желания нырнуть в бездну наслаждений – являлся одной из лучших вещей на свете.
Но с женой у нас этого не бывало.
Стоило совершить поползновения, как слышалось, что сначала надо умыться, почистить зубы, а мне еще и побриться.
Она, конечно, была стопроцентно права относительно гигиены; я и сам любил чистоту.
Вернувшись в постель отмытыми, как новорожденные тюлени, мы пытались заняться сексом – но ничего серьезного уже не получалось.
Порывы гасли, время шло.
После нескольких безуспешных попыток мы констатировали, что пора вставать, пить кофе, завтракать, разъезжаться по работам – а утреннее соитие можно перенести на завтра или даже на выходные.
Но и завтра и в выходные повторялось то же самое.
Суета расхолаживала, а злоба дня довлела; рассветная радость скользила мимо.
Возможно, в том состояла оборотная сторона законного супружества: интимное переставало быть запретным и отходило на второй план.
Сейчас все сложилось иначе.
При моей молодости утренний всплеск ощутился бы даже в жерле вулкана Килиманджаро.
Привычного завтрака, входящего в стоимость номера, тут не было.
Никто не считал минуты, оставшиеся до закрытия утреннего ресторана.