Девушка из JFK

Тарн Алекс

Доводы Тома Атиаса звучали уверенно и логично; он предлагал ясный план и четкую перспективу – по крайней мере на ближайший месяц. И совсем растерявшийся Мики в очередной раз согласился – так же, как днем раньше согласился взять аванс, а часом раньше – пистолет. Они оставили машину на огромной площадке возле торгового центра, пешком добрались до подземной стоянки одного из отелей и там пересели в другой автомобиль с калифорнийскими номерами. Час спустя новоявленные напарники уже пылили на запад – в точности, как обещал Том: тихо-мирно и не превышая скорости…

Не могу сказать, что мы с Мики ехали до Офера так же медленно. Он посвящал меня в свою историю довольно подробно,

не скупясь на детали и не торопясь к концу, зато «шевролешка» неслась, как стремительная акула, взахлеб заглатывая неповоротливые километры. Арик проснулся, когда мы въезжали в гараж. После обеда я усадила малыша перед телевизором и спустилась дослушать окончание рассказа. Мики открыл третью бутылку вина – первые две мы уговорили еще за едой.

– Давай дальше, Хитман…

– Шварц, – поправил меня он. – Моя фамилия Шварц, Бетти. Хитмана больше нет. Когда мы приехали в Эл-Эй, Атиас поселил меня у себя. На второй день он сказал, что негоже зря терять время. Что залечь на дно не означает лежать вовсе без движения. Что грех не использовать это время, чтобы научить меня паре-тройке полезных вещей. И мы приступили к тренировкам. Он научил меня многому. Остальное пришло с опытом.

– С опытом… – саркастически кивнула я. – Ты имеешь в виду…

– …заказные убийства, – спокойно продолжил Мики. – Такая была профессия у Тома Атиаса: хитман – фрилансер. Он сделал меня своим напарником. Как он сам говорил, два голанчика, спина к спине. Мы работали на себя, без какой-либо крыши, без начальников и поставщиков заказов. Нас находили через знакомых, по рекомендациям. Интернет только-только входил в моду, но уже существовали форумы, где можно было намекнуть на желание снять с пробега того или иного жеребца. Через три года я приехал в Страну еще не миллионером, но уже при деньгах. Поменял фамилию и вернулся в Штаты. Скажу не хвастаясь: к тому времени я стал настоящим мастером. Но чем дальше, тем меньше мне нравилось это занятие. Одно дело – заваливать реального подонка, и совсем другое – когда дело касается невиновного. Я не хотел чувствовать себя злодеем, понимаешь? Я хороший человек.

– Ничего себе, хороший человек… – хмыкнула я.

Мики поднял руки, словно защищаясь.

– Подожди, дослушай, а потом суди. Мы с Томом поссорились, причем крупно. Я отказывался брать заказы без разбора. А он говорил, что не наше дело – разбираться, кто прав, кто виноват. Что этим занимается Господь Бог, да будет благословенно Имя Его. Что мы всего лишь стиральные машины, как в прачечной. В нас точно так же засовывают заказ, бросают в щель деньги, и мы стираем. Что мы так же не выбираем, кого стирать, а кого нет. Тогда я сказал, что не буду продолжать на таких условиях. Что я ухожу. И… и…

Мики взял бокал и залпом выпил.

– И что? – поторопила его я.

– И это кончилось плохо, – мрачно проговорил он. – Я подозревал, что Том не отпустит меня просто так. Во-первых, он опасался, что я открою свой бизнес и переманю клиентуру. Во-вторых, я был в курсе всех дел: квартиры, тачки, знакомства, тайники. Помнишь: два голанчика, спина к спине. Мы даже деньги держали в одной банковской ячейке… В общем, я подозревал, хотя и не верил, что он поднимет на меня руку. Но вышло то, что вышло. Я похоронил его в хорошем месте, прочитал кадиш, все как положено. Дело перешло ко мне – целиком, со всеми потрохами. Так я стал богачом…

– Мики… – простонала я. – Ты мог закончить прямо тогда. Никто не заставлял тебя продолжать эту работу. Тебе что – не хватало денег?

Мики покачал головой:

– При чем тут деньги? Того, что осталось от Атиаса, хватило бы на

всю жизнь. Но мне запали в душу его слова насчет Бога. Насчет того, что Бог сам позаботится о том, кому куда. Если бы так… Понимаешь, Бетти, за несколько лет работы я перевидал столько человеческого хлама, столько гадостей, столько предательства и ненависти – на тысячу жизней хватит. Знала бы ты, как жены заказывают мужей, а мужья – жен. Видела бы, как сосед просит убрать соседа из-за спора, кому платить за забор между двумя газонами. Как убивают любовника, чтобы скандал не вышел на публику. Как братья грызут друг друга при разделе наследства… И еще сотни и сотни таких же случаев, схожих друг с другом, как две капли крови. Почему-то у доброты каждый раз другое лицо, его запоминаешь, отличаешь, помнишь. А вот подлость всегда одинакова, как штамповка… Нет никакой проблемы отличить одно от другого. Вот только Господь Бог, Адон Олам, этим вовсе не занимается. Его в принципе не интересуют ни праведники, ни подлецы. Первые сплошь и рядом расплачиваются за вторых, а те и в ус не дуют.

– И что ты решил?

Он встал и пошел за новой бутылкой. Я ждала. Голова кружилась от выпитого. Наверху идиотскими мультяшными голосами пел телевизор. Мики вернулся и налил в свой бокал.

– Тебе хватит.

– Почему это? – слабо запротестовала я.

– Потому что надо, чтоб ты поняла… Похоронив Атиаса, я вернулся в Страну. Клянусь тебе, у меня и в мыслях не было продолжать. Поселился в этом доме, подальше от шума. Хотел купить десяток лицензий на такси, нанять шоферов и жить спокойно. Хотел жениться и растить детей – сколько родится.

– И что ж тебе помешало?

– Не давали покоя эти мысли… Я представил себя на Его месте, на месте Создателя. Ведь нам говорят, что Он само совершенство, что Он не ошибается никогда. Что это значит? Что мир, который Он сотворил, не может быть неправильным. Что Он запустил эту махину, точно зная, как она будет работать. А коли так, то Ему просто незачем поминутно вмешиваться и следить за каждым муравьем. Понимаешь? Адон Олам направил наш мир ровно один раз, и этого хватает. Потому что если этого не хватает, то никакое Он не совершенство. Значит, все идет в точности по Его плану – в общем и целом… А коли Он не вмешивается, значит, мы предоставлены самим себе, и о нас не позаботится никто, кроме нас самих.

– Надо же, какое открытие… – фыркнула я. – Мне это известно с ясельного возраста.

– Подожди! – сердито проговорил Мики. – Дело не только в этом. Дело в том, что мы – не стиральные машины, которые работают по нажатию кнопки. Мы можем сами решать, включаться или нет. Мы сами выбираем между плохим и хорошим. И пока есть всякая сволочь, которая выбирает плохое, плохо будет всем – всему нашему муравейнику. Потому что Адон Олам не занимается каждым отдельным муравьем, не вытаскивает своим пинцетом подлецов, не защищает от них праведников. Значит, этим делом должен заняться кто-то другой. Кто-то другой должен заменить Бога.

– И этот кто-то – ты?

– А почему нет? Я умею это лучше других. Это моя единственная настоящая специальность. Я даже родился с фамилией Хитман. Это ли не указание? А песня?

– Какая песня, Мики…

– Как это какая? Песня моего однофамильца, которая так и называется – «Адон Олам»? По-твоему, это случайность?

Мики смотрел на меня своими круглыми глазами – глазами человека, всей душой уверенного в своей правоте. «Он просто сумасшедший, – подумала я. – Сумасшедший на всю голову наемный убийца. Ох, Батшева, Батшева… Почему на тебя все время клюют такие вот психи? Ну хоть бы разок попался кто-нибудь нормальный…»