Девушка из JFK

Тарн Алекс

– Вот что, Бетти, – теперь Мики говорил тоном, не терпящим возражений. – Согласна ты или нет, мы уедем отсюда вместе. Прямо сейчас. Подозреваю, что в твоем убежище не слишком много ценностей, за которыми непременно нужно вернуться.

– У меня там вещи… одежда…

– Да и хрен с ней, с твоей одеждой! – прорычал он, впервые за время нашего знакомства потеряв терпение. – Куплю тебе новую!

«О, еще одно обещание, – мысленно отметила я. – Сегодня точно какой-то особенный день…»

На меня вдруг навалилась жуткая усталость. Наверно, нужно было возразить, выйти из машины, гордо хлопнуть дверцей и, пройдя сквозь строй остолбеневших судано-эритрейских нелегалов, подняться в

свою конуру. Подняться в конуру, упасть на койку и просто ждать, когда придут те, которые берут без обещаний – берут твое тело, твою душу, твое лицо, твою жизнь. Каждый должен отвечать за себя, стараясь при этом не впутывать других, никак не повинных в твоих дурацких неразрешимых проблемах. Но мне ужасно не хотелось покидать кожаное кресло космического корабля. Улететь в космос – это куда приятней, чем пятиться от руки с зажатой в ней бритвой.

– Мики, – сказала я, – ты хороший человек, но понятия не имеешь, во что ввязываешься. Парни из Джесси-факинг-Каган не прощают, когда кто-то лезет на их территорию. А я – как раз их территория.

– Ничего, как-нибудь переживу… – буркнул он и нажал на газ.

Серебристый «ягуар» плавно рванулся вперед. Мои теперь уже бывшие соседи в цветастых штанах бросились врассыпную, отскакивая от грозной пасти хищника – точь-в-точь как их бесштанные родственники в африканской саванне.

2

На следующее утро я проснулась с гудящей и тяжелой, как радиогиря, башкой. Поднять ее с подушки не представлялось возможным, поэтому мне оставалось лишь воспользоваться сохранившейся подвижностью век и зрачков. Неимоверным усилием воли приподняв первые и подвигав вторыми, я обнаружила, что лежу на кровати – одна и в том же платье, которое было на мне вчера. Мой благодетель… как же его?.. – ах да, Мики… Мой благодетель Мики снял с меня туфли, а все остальное вроде бы оставил нетронутым, включая девичью честь. Что слегка тревожило, ибо оставляло открытым вопрос – на хрена я ему тогда понадобилась.

На самом деле, открытых вопросов хватало и без этого. Например, что это за место? Поднапрягшись, я вспомнила, что отрубилась где-то на выезде из Тель-Авива во втором часу ночи. С того момента, судя по показаниям будильника, прошло без малого одиннадцать часов – если, конечно, подследственный не врет. Значит, за это время меня могли доставить куда угодно – хоть на Луну. Впрочем, нет, до Луны далековато; кроме того, там не водятся ягуары. А где они водятся? В Африке?.. В Америке?.. В Лондоне. Ягуары водятся в Лондоне. Теперь вспомнить бы, где водится Лондон…

Собравшись с духом, я скатила радиогирю с подушки и, взяв ее, то есть себя, в руки, сначала села на кровати, а затем и встала, вцепившись для верности в спинку дружелюбно подвернувшегося стула. Думаю, весь процесс превращения обезьяны в человека потребовал меньших усилий. Если уж совсем начистоту, обезьянам вряд ли стоило так стараться – результат вышел так себе. Кто-то, вон, решил остановиться на стадии ягуара, и получилось совсем неплохо…

Передавая себя как эстафетную палочку, вернее, как эстафетное бревно, от спинки стула к спинке кровати и далее – к стене, шкафу, еще одному стулу и, наконец, столику, я добрела до окна и раздвинула жалюзи. Как выяснилось, Лондон водился в пустыне! Снаружи на меня смотрело залитое солнцем светло-бежевое пространство с редкими островками серых от пыли кустов и уходящей за горизонт лентой шоссе. Слева и справа виднелась линия внушительных вилл с зелеными лужайками, голубыми пятнами частных бассейнов и увитыми виноградной лозой изгородями. От пустыни их отделял столь же внушительный пятиметровый забор – по-видимому, чтоб ягуары не разбежались:

бетонные столбы, видеокамеры, колючка в два ряда и грунтовка для патрульных джипов.

Насмотревшись из окна, я обнаружила на столе записку. Мой благодетель сообщал, что уехал по делам и вернется к вечеру. Пока же мне предлагается чувствовать себя как дома: халат в ванной, жратва в холодильнике, ключ висит у входной двери.

«Поселок называется Офер, – писал Мики в заключение, – это недалеко от Беер-Шевы. Захочешь погулять – могут спросить, кто ты и что тут делаешь. Отвечай, что ты моя жена, а зовут тебя Бетти Шварц».

В ванной и в самом деле нашелся халат, а также полотенца и прочие детали, необходимые для окончательной эволюции похмельной обезьяны в мало-мальски приличную женщину. Одежду я сунула в стиральную машину, а в халате особо не выйдешь, поэтому пришлось занять себя кухней. Мики приехал, когда уже стемнело. Мы поужинали и легли в постель – не потому, что он настаивал, а потому, что мне самой хотелось внести хоть какое-то объяснение своему пребыванию здесь. Он был нежен и предупредителен – как раз то, что нужно. Иногда ты знать не знаешь, что тебе чего-то не хватает, а потом вдруг получаешь и думаешь: как я вообще без этого жила? Вот и у меня с Мики вышла ровно такая история.

Не то чтобы я влюбилась… скорее нет, чем да. Никто не назвал бы его красавцем: неприметный мужчина среднего роста, среднего телосложения и средних лет. По возрасту он годился мне в отцы. Но он дал мне защиту, ласку, крышу над головой и все прочее, о чем я только могла подумать. Конечно, я изначально не предъявляла ему никаких запросов – да и какие могут быть запросы у двадцатилетней беженки из Джей-Эф-Кей, впервые изнасилованной в восемь лет и забеременевшей в пятнадцать от психованного уголовника, подстерегающего ее снаружи с бритвой в руке?

Вероятно, именно это его и привлекало: отсутствие запросов. Я не посылала его к джинну лампы просить для меня дворцы, бриллианты и царства. Я всего лишь надеялась, что он поможет выжить мне и малышу, и не собиралась упрекать, если откажется. Но Мики превзошел все мои ожидания. Наутро после нашей первой ночи мы поехали в Беер-Шеву и, пройдя по дорогим бутикам, подобрали мне новый гардероб. Хотя слово «подобрали» тут не очень подходит: подбирал он, и платил тоже он, а я только смущалась и качала головой, не в состоянии понять, какого черта.

Какого черта он во мне нашел? На хрена ему сдалась такая бедолага, как я – ломаная-переломанная жизнью, с четырехлетним довеском и целой бандой на хвосте? Для секса? Но для секса он, с его башлями, костюмами, виллой и «ягуаром», мог с легкостью найти сотню других девчонок, более умелых и привлекательных.

На четвертый день я сказала ему, что должна вернуться к Арику. Нет сомнений, что у Мали он как сыр в масле катается, но мальчику нужна мама. Мики пожал пле чами:

– Он будет жить здесь, с нами. Офер – прекрасное место, чтобы растить детей. Хорошая школа, кружки и полнейшая безопасность. Ты же видела – подростки гуляют до полуночи, и никто не беспокоится.

Так оно и было. В поселке жили сплошь богатые люди. Микин «ягуар» не казался здесь экзотическим зверем; редкостью в этой обители «мерсов», «порше» и «кадиллаков» были скорее «мазды» и «субары». Как и положено благородным аристократам, автомобили здесь не ночевали на улице: к каждой вилле примыкал гараж на две-три машины. Мики тоже держал вторую тачку, которая выглядела полной противоположностью первой: замызганный белый «шевроле». Близость бедуинского ворья компенсировалась усиленной охраной, так что беспокоиться действительно было не о чем. С одной загвоздкой: я не принадлежала к этому чудесному миру счастливого будущего.