Девушка на качелях
Шрифт:
– Зато живы-здоровы будете! Ни один бандит не проникнет во двор.
– Да! Как же! Уж бандиты куда угодно проникнут, а свои не пройдут, точно…
– Я вам как врач «Скорой помощи» говорю – мешают ворота, – раздался знакомый голос.
«Гриша!» – обрадовалась Агния.
– Эта морока – для врачей, для пожарных… Сразу в дом не попадешь! А когда надо спасти человека, счет идет на секунды!
– Гриша… – прошептала и Марина – узнала.
– Идем к нему?
– Да нет, погоди… Во двор зайдем еще, ладно? – Марина потянула за собой
Сзади продолжали доноситься возбужденные голоса:
– …зачем, зачем такие хреновые ворота ставят, не понимаю! И денег содрали столько… Не имеете права!
– А не нравится – уезжайте! Продавайте квартиру и катитесь к чертовой матери!
– Денег много содрали, а толку мало!
– Много?! Да, а вы знаете, чтобы ворота с переговорным устройством сделать, еще лишних пятьсот тысяч надо выложить?
– Вот пусть Морозов и выкладывает, он богатый!
– Он богатый, но за копейку удавится… Будет он за других платить!
– Погодите, сейчас Орехов еще придет… Они с Морозовым спелись! Откуда у Орехова тачка такая крутая, а?! Взятки берет! Оборотень в погонах!.. Народный гараж еще во дворе грозятся сделать! Жулики! За свои машины дрожат! Чтоб они все поразбивались на машинах этих!
…Агния с Мариной с трудом протиснулись во двор через арку, мимо рабочих со сварочными аппаратами, никто из толпы их не заметил – все были слишком поглощены обсуждением нововведений.
Марина слегка дрожала.
– Ох ты, не узнаю… Все другое… Нет, двор тот же! – Марина поднялась по ступенькам. Она вертела во все стороны головой, глядела вокруг с тревогой и волнением. – Сирень! Сирень хоть не вырубили… Скоро зацветет. Весна в этом году какая ранняя…
Агния молчала. Она переживала за Марину, думала о Григории, Орехове… О том, что отец, может быть, сейчас дома.
Марина села на качели.
– Вот и прошло восемнадцать лет…
В этот момент из арки в освещенный солнцем двор выскочил Григорий. Прижав ко лбу ладонь, вгляделся против солнца, крикнул:
– Агния! – и побежал к ней.
– Гляди, гляди… – тихо, нервно засмеялась Марина. – Узнает меня или нет?
– Агния… – Григорий подбежал, стиснул Агнию в объятиях. – Беглянка! Вернулась?
Он вдруг замер.
Отстранил Агнию. Он теперь смотрел на Марину – со странным, безумным выражением лица. Сзади Марины светило солнце, оно подсвечивало огнем ее освобожденные от платка волосы – те казались вновь огненными, яркими…
– Не пугайся. Ты не сошел с ума. Это не призрак… Это Марина. Я нашла ее! – быстро произнесла Агния.
– Марина… – удивленно повторил Григорий. Только сейчас Агния заметила ссадины на его лице – последствия драки с Ореховым. Но ничего, почти зажило…
– Она жива. Вместо нее похоронили другую. А она в монастыре все это время была… – продолжила Агния.
– Марина! – не слушая Агнию, выдохнул Григорий. Подошел к Марине. Та встала с качелей, обняла
– Ну здравствуй… Здравствуй, Гришенька. Друг ты мой дорогой… – Голос у Марины тоже задрожал – она заплакала. – Хороший ты мой. Добрый. Ни в чем ты не виноват… Это я дура. Надо было с тобой поговорить, прежде чем из дома сбегать… Ты прости меня, прости! И за те злые слова прости! Я ведь знаю, мучила тебя…
– Маринка… – простонал тот, стиснув Марину в объятиях. – Маринка!
Агния с улыбкой наблюдала за ними. А потом вдруг одна мысль поразила ее: что, если Григорий до сих пор любит Марину? Как там у Шекспира – «Любил ли я хоть раз до этих пор? О нет, то были ложные богини. Я истинной красы не знал доныне». Немного не в тему, но… Ложные богини! Она, Агния, – ложная богиня?..
Агния не хотела поддаваться этому чувству, но ревность тисками сжала ее сердце. Она не могла предугадать, что ей станет так больно. «Так ведь я сама, сама, сама – привела к нему Марину, его вечную любовь! Что же я наделала…» Только сейчас, ревнуя, Агния осознала истинные размеры своей любви.
– Маринка, ты жива! Это сон? Я брежу?..
– Жива я, жива!
– Маринка… – Григорий обнимал, целовал Марину в щеки, бормотал еще что-то – бессвязно, восхищенно, а та плакала. Смеялась. Они словно забыли об Агнии. Агния тихонько стала отступать назад. Она не хотела видеть, как Григорий целует Марину. Она вообще не того хотела, когда везла сюда Марину…
А чего?
Агния не успела додумать эту мысль – сзади хлопнула дверь. Агния обернулась и увидела отца – тот, в легком черном плаще нараспашку, вдоль дома рысью спешил к арке – видимо, знал, что там, за воротами, уже собрался стихийный митинг.
Отец заметил Агнию и резко затормозил.
– Агуша? – строго, мрачно произнес он. – Очень хорошо… Надо поговорить.
Агния вспомнила о недавних словах Марины: «Она твердила как заведенная, что муж ее бросил. О том, как ей плохо, плохо, плохо…» Она – это мама. Восемнадцать лет назад отец сказал маме, что уходит к Кире.
«Интересно, они с Полиной поженились уже? Свадьба в конце апреля, говорили. Сегодня двадцать девятое. Может, уже поженились…»
– О чем?
– Ты нужна мне. Света уволилась. Я теперь как без рук. Мне требуется помощница.
«Словно и не было ничего! Как будто мы не ссорились, как будто он забыл, что я его прокляла! Помнит только о том, о чем ему удобно помнить!»
– Зайдем домой, поговорим. Не здесь же! – нетерпеливо произнес отец.
– Хорошо.
Они поднялись в квартиру. Агния уже забыла этот особенный, домашний запах, забыла, какого цвета обои, мебель, паркет, забыла, как плавно переливается свет, пробиваясь сквозь шторы…
– Агния, ты вполне в курсе дел. – Отец прошел в кабинет, Агния – следом. Отец взял со стола папку. – Пожалуйста, разберись с этими документами, исправь, что не так… Ты сможешь. Ты теперь будешь не секретарем, а помощницей нотариуса.