Девушка по имени Йоханан Гелт
Шрифт:
Толстяк замолчал и уставился на нас, с надеждой переводя заплывшие жиром глазки с Мики на меня и обратно.
– И что, тебе в самом деле ничего не приходит на ум? – спросила я. – Ни про товар, ни про деньги? Нисо ведь был твоим кузеном и другом…
Ольшенблюм помотал головой:
– Только кузеном. После того дела с сучкой, которая пожаловалась в полицию, от меня отвернулась вся моя чертова семья. Я один, совсем один…
– Еще раз назовешь кого-нибудь сучкой, зарежу, – пообещала я.
– Пардон, пардон… – поспешно забормотал подонок.
– Мне вот что
– Прокуратура не станет связываться с арабонами, – развел руками Ольшенблюм. – Против них если кто и может, так только такие, как вы.
– Такие – какие? – поинтересовалась я.
– Такие. Сами знаете какие…
Мы с Мики вышли в коридор.
– Что думаешь, Бетти?
Я пожала плечами:
– А чего тут думать? Кончена наша лотерея. Ничего уже не поможет, даже если предположить, что мы вот прямо сегодня решим вопрос с бандой. Этот жирный подонок напуган до смерти и не станет продолжать. А если станет, непременно проколется. Но скорее всего, просто сбежит. Сейчас Зив перехватил его у стойки регистрации, но в следующий раз сукин сын будет хитрее. Уедет морем или через Синай… да мало ли путей? Он нам больше не нужен.
Мики усмехнулся:
– Не нужен, и…
– Что «и»? Будто сам не понимаешь. Отвезем его в пески Ришона. Сделаем то, что нужно делать с такими мерзавцами.
Он покачал головой:
– Ну и кто после этого психопат – я или ты?
– Слушай, Мики, ты уж реши что-нибудь одно, – прошипела я. – Либо мы с тобой, как ты говоришь, угасли, либо мы такие, каким нам назначено быть. Разве этот мерзавец не заслуживает казни?
– На сто процентов, – согласился он.
– Ну вот! Тогда к чему эти вопросы? Мы и так виноваты, что использовали насильника, а не похоронили его сразу. Скольких женщин он изнасиловал, уже работая с нами? Они и на нашей совести, Мики. А теперь Ольшенблюм еще и опасен для нас, для Зива, для «Заслона». Раньше его хотя бы привязывала к нам общая цель – изымание бабок из лотереи, а сейчас и этого нет. Ты же знаешь: такие подонки всегда найдут способ навредить. Через мамашу-судью, через дядю-прокурора… – или кто там у него еще в родственниках…
– Ладно, убедила, – ухмыльнулся Мики. – Какая-то ты другая, Бетти. Я даже начинаю думать, что поездка к «раву Буа» была не такой уж и бесполезной…
– Смейся-смейся… – отмахнулась я. – Факт, что ты тоже другой.
Смешно сказать, но и самой мне вдруг почудился в полумраке коридора остронаправленный взгляд дряхлого рава Каменецки, прозвучал в ушах его неожиданно сильный голос: «Йоханан Гелт!.. Йоханан Гелт!..»
Мы с Мики вернулись в комнату, и он снова уселся верхом на стул перед Ольшенблюмом. Толстяк смотрел на нас со смешанным выражением страха и надежды. Похоже, ему и впрямь было не на кого положиться, кроме как на нас – своих будущих палачей. Что ж, вполне заслуженно. Я не испытывала ни малейшей жалости к обреченной гадине.
– Так уж и быть, – любезно проговорил Мики, – мы разберемся
– А как же я? – проблеял Ольшенблюм. – Они могут похитить меня в любой момент. Я не продержусь двух недель.
– О! – подхватил Мики. – Правильно мыслишь, Йони. Одному тебе не продержаться, поэтому придется поиграть в прятки. Мы отвезем тебя в надежно охраняемый дом, пересидишь там. А когда опасность минует, вернешься к маменьке и к нашему взаимовыгодному партнерству. Как тебе такой вариант?
Ольшенблюм облизал губы и благодарно кивнул. Мики хлопнул себя по коленям с видом человека, удачно связавшего все концы.
– Ну и отлично, – сказал он. – Отправимся, когда стемнеет, а пока нарисуй нам детали. Приметы бандитов, номер телефона, места встреч, адрес склада…
– Какого склада? – испугался толстяк.
– Того самого, – с той же ласковой интонацией пояснил Мики. – Склада «Общества помощи беженцам» или как его там. Которым командует твоя мама.
– Зачем? При чем тут мама?
– Мама точно ни при чем, – успокоил его Мики. – А вот насчет склада надо бы проверить. Для чего-то ведь Ави туда заезжал, правда? И кстати, о маме: черкани ей письмецо, чтоб не беспокоилась. Так, мол, и так, дорогая мамуля, уплываю с друзьями на яхте. Проветрю уставшую голову, подышу морским воздухом, изнасилую на Кипре двух-трех британских туристок и вернусь через пару недель. Как тебе такой текст?
Ольшенблюм стеснительно потупился.
– А про британских туристок обязательно?
Мики рассмеялся:
– Конечно нет, Йони. Про туристок я пошутил. Но без яхты, Кипра и двух недель никак не обойтись. Сам посуди: будет плохо, если тебя станут искать не только бандиты, но еще и полиция. Тебе ли не знать, что между ними много общего…
Была уже глубокая ночь, когда мы с Мики закопали труп Йонатана Ольшенблюма в песках между Ришоном и Бат-Ямом, поблизости от могилы его еще более отвратного кузена Ави Нисангеймера. По дороге домой я задремала. Машина шла плавно и уверенно, как акула в глубине океана, и это лучше любых слов свидетельствовало о прекрасном самочувствии моего мужа и партнера. Впер-вые за долгое время мы снова скользили на гребне одной волны. Мне было хорошо и спокойно. Легкий поверхностный сон обволакивал меня необременительным облаком, в котором кружились странные геометрические фигуры, мерцали неопасные огоньки и слышался чей-то далекий-далекий зов: «Йоханан Гелт!.. Йоханан Гелт!..»
Утром – точнее, ближе к полудню – я проснулась свежее морского бриза. Мики хозяйничал внизу у плиты. После завтрака он пододвинул ко мне открытый ноутбук:
– Вперед, Бетти. Хватит бездельничать.
– А что такое? Школьная домашка для Малыша?
– Какая домашка… – фыркнул он. – Займись этим «Обществом помощи беженцам». Что это за помощь, куда ее везут, как отправляют, кто принимает… Короче, все, что удастся выяснить.
– Зачем, милый? – удивилась я. – Разве вчера мы не покончили с этой темой?