Девушка с амбициями
Шрифт:
– Прекрасно, – кивнул он и оттащил меня куда-то проспаться. Я мало чего помню дальше. По-моему, я долго плакала кому-то в жилетку, потом мне даже стало плохо. Одно несомненно, никакого секса не было. Ни с кем. Когда я наутро вспомнила обо всех тех дровах, что наломала, мне стало еще хуже. Похмелье, помноженное на чувство вины и страх остаться без работы.
– Привет сумасшедшим, – влетела ко мне Зайницкая. – Как ты?
– Да фигово, – честно призналась я. Хотя словом фигово мое состояние описать было невозможно. Больше всего меня убивал тот факт, что я зачем-то прилюдно опустила и смешала с дерьмом мужчину, с которым в принципе, вполне была готова закрутить легкий, ни к чему не обязывающий роман. Чего я с цепи сорвалась? И вообще, надо срочно понять объем негативных последствий.
– Лучше скажи, как
– … – помолчала Дашка.
– Понятно, – уронила больную голову в ладони я. – Как бы по быстрому выбраться отсюда?
– Давай я тебя выведу. Тут есть черный ход. У тебя бабки на такси есть? – вошла в мое положение верная подруга. Я кивнула, встала и пошла к выходу.
– Здравствуй Лариса, – окликнул меня до боли знакомый голос. – Решила сбежать?
– Да, – сказала я и перестала по-дурацки красться к лестнице. Шаров сидел на подоконнике окна между лестничными пролетами и внимательно смотрел на меня. В глазах его не было и тени улыбки.
– Понятно. Знаешь, я, может, и ужасен. Но если уж привез девушку на вечеринку, то и увезу ее сам. Ты уже хочешь ехать?
– Да, – снова глупым осликом кивнула я. Голова рассыпалась на части. Ехать с ним никуда не хотелось, но я позволили посадить себя в его машину и покатила по подмосковным дорогам в полной тишине.
Глава 5
За что боролись, на то и напоролись
Лето – вечная пора отпусков, когда каждый решает, где, как и с кем он проваляется на пляже заветные две недели. Есть, конечно, на свете странные люди, стремящиеся всей душой провести законный отдых, скрючившись над заветной грядкой огурцов. Но только не мы. В июле отпуск был назначен у Дарьи, и это могло означать только одно – ждите приключений. Каждый ее прошлый отпуск был достоин того, чтобы создавать в его честь оды или саги. Дашкино семейство справедливо полагало, что раз уж им приходится весь год пялиться друг на друга и выносить храп, грязные носки и толпы подружек, то уж в эти четырнадцать райских дня можно честно забыть о существовании друг друга. В этом вопросе Дарья безусловно лидировала. Никогда больше я не видела чтобы замужняя женщина с такой скоростью забывала о своем муже. Первого июля подруга сдала мне на временное хранение обручальное кольцо и позволила довести ее с чемоданами до Шереметьева, где белокрылый самолет унес ее в жаркие края совсем так же, как в свое время Нильса уперли дикие гуси. Этому взлету предшествовали несколько недель мук совести и мук творчества. С совестью все более-менее понятно. Дарья приезжала домой, смотрела на трогательно-щупленькую фигуру Жорки и принималась корить себя за распущенность и негодяйство. Впрочем, эти укоры носили всегда чисто формальный характер.
– Сволочь я, скотина. Нету у меня совести. Ай-яй-яй! – восклицала она и делала себе педикюр. Ярко-бордовый, чтобы привлекал внимание.
– Чтобы иметь совесть, надо ее иметь! – выдала на прощание Алина. – А иметь что-либо, согласись, дело не женское
– Ясен хрен, – кивнули мы и стали помогать Дарье выбирать купальник. Непременно нужен был такой, в котором она смотрелась бы прилично, но который бы при контакте с морской водой становился бы чуть ли не прозрачным и обтягивал соски, доводя горячих пляжных аборигенов до неистовства.
– Купальник в этом деле – самое важное. Нужно, чтобы мужики его все хотели бы сорвать! – поясняла свои требования Зайницкая.
– Ага, зубами, – поддакивала Аля. Как всегда, в период Дашкиного отъезда в дальние теплые страны, у них с Алиной находилась масса общих интересов. И вообще, они становились в тот момент гораздо ближе друг к другу. А вот мы с Марго отстранялись и издалека смотрели на это бесчинство.
– Когда уже ты разведешься, Даша? Зачем из мужика пугало делать? – стыдила ее Маргоша, как всегда безрезультатно. И вот, первого июля я докатила Зайницкую, укомплектованную купальником, эротическим бельем, презервативами и прозрачными сарафанами, до аэропорта и, перекрестив, отпустила делать свое черное дело. Она улетела, как Карлсон, пообещав вернуться, а я осталась одна. В посольстве было тихо и пустынно. К слову говоря, моя выходка на вечеринке осталась практически без последствий. Димочка Шаров в гробовой тишине отвез меня домой и уехал, бросив сухое «увидимся». Я еще неделю с ужасом ждала расплаты, но по странности, ее час так и не пробил. Я по-прежнему сидела на козырной западной проходной и спокойно почитывала вязкие как мягкая ириска детективы. На построениях Шаров смотрел то ли мимо меня, то ли в глубь меня, глубоко задумавшись о чем-то.
– Какой-то он грустный стал, – пожалела его Женька, которую поставили ко мне вместо Зайницкой.
– А чего веселиться? – резонно ответила я.
– Ага. Когда тебя так прилюдно послали! – с укоризной добавила она.
– Лучше бы было, чтобы я ему прилюдно дала, – обрезала ее я. Меня поражало, что практически все трактовали мой тогдашний отказ как чистейшей воды свинство. По типу того «Чего ломалась? От тебя б не убыло, а мужику бы было не так хреново». Я же отказывалась воспринимать себя таблеткой для полового возбуждения и была страшно рада, что Шаров не высыпал на меня негативных последствий из своего начальственного рога изобилия. Мне теперь даже хотелось, чтобы история имела продолжение. Вот такие мы, бабы, противоречивые. Стоит мужику перебиться и принять наш отказ как нечто непреложное, как мы сразу хотим все развернуть на сто восемьдесят градусов и потребовать продолжения банкета.
– Понимаешь, Женька, в принципе, он мне нравится! Просто тогда это напоминало жуть какую-то. И потом, я же была абсолютно пьяной и несла какую-то пургу. Вот если бы сейчас… – мечтала я, вспоминая его голубые, цвета весеннего неба глаза. Женька крутила пальцем у виска.
– Сразу надо было давать. Теперь поздняк метаться, – уверенно констатировала она. И вот эта самая уверенность заставила меня резко пересмотреть свое отношение к служебному роману с Шаровым. Ну ненавижу я, когда мне говорят нет. И еще никогда. Ни за что. В этот момент я все начинаю делать по-своему. А поскольку я – женщина умная, с высшим образованием, да еще и адвокат, то я продумала и осуществила план по захвату Шарова обратно в свои сети. Вы спросите меня – зачем? А хрен его знает! Нормальный женский ответ. Тем не менее, к приезду Дарьи из своего этого Египта мы с Шаровым уже целовались напропалую на каждом углу посольства и глаза мои горели бешеным, неподдельным огнем любви.
– Ларка, как же так? – поразилась загорелая, сыто урчащая, очень женственная Зайницкая.
– Так вышло, – скромно тупила очи я. На самом деле ради повторного сближения с объектом мне пришлось разыграть чистой воды концерт. Когда однажды в подходящий вечер я выходила с работы мимо Димочки, мне пришлось пребольно свалиться перед ним с лестницы. Он меня не поймал, так что грохот был значительный, а я потом честно принялась скулить, плакать и лежать на полу в эротической позе. Ему просто ничего не оставалось, как отвезти меня домой. Причем до машины ему пришлось нести меня на руках.
– Ну, как ты? – взволнованно спрашивал он.
– Плохо. Только бы ничего не сломала! – восклицала я и гортанно постанывала. Так, что невозможно было разобрать, от боли я вою или от эротического возбуждения.
– Дай посмотрю, – предложил он.
– Может не надо? Ай! – закапризничала я, хотя осмотр моей красивой конечности входил в изначальный план. Однако ни на что не надо соглашаться легко.
– Надо, – взял, наконец, инициативу в свои мужские руки Дима. Дальше я текла по воле волн.
– Так. Небольшой отек. Ссадина! – констатировал он, а я удивлялась, как это я в самом деле умудрилась так грохнуться.
– Ой-ей-ей! – отрабатывала программу я. И, обхватив руками его шею, положила ему голову на плечо. Мои губы оказались прямо около его лица. Я жарко дышала. Все-таки, в списке моих побед уже был Аганесов, так что я хорошо знала, что и как нужно делать.
– Может, в травмопункт? – взволнованно предложил Шаров. Я согласилась. На моих глазах выступили слезы.
В травмопункте его уже можно было подсекать. Всю очередь я смотрела ему в глаза восхищенным взглядом и рассказывала ему о том, как именно я бы без него пропала сегодня. По-моему выходило, что практически, мне пришлось бы ночевать у стен посольства одинокой, несчастной и обездвиженной. В общем, он вышел самым что ни на есть рыцарем без страха и упрека. А когда на выходе, уже после того, как мне красиво перебинтовали ногу и, хромая, я вышла к нему, я сказала, виновато глядя в глаза: