Девушка с амбициями
Шрифт:
Глава 2
Шиворот-навыворот и задом наперед
Вот уже несколько месяцев, если говорить точнее, около трех-четырех, я пыталась положить первый кирпич в дело отучения моего мальчика от употребления противоестественных памперсов. Я пыталась уболтать моего рыцаря спать в его личной уютной маленькой кроватке. Я обложила ее разнообразными медведями, погремушками и игрушечными телефонами, поставила кроватку вплотную к свому дивану, чтобы он не чувствовал себя одиноко. Мне даже удалось добиться существенного прогресса в этом начинании. Он уже соглашался засыпать в этой холостяцкой кроватке, при условии, что все медведи будут по местам, а мать (то есть я) будет свисать с дивана и почесывать его малюсенькую ладошку.
– Ему просто страшно остаться одному запертому в тюрьме, – уверенно пояснила его вопли Алина.
– Ты-то почем знаешь? У тебя ж нет детей, – отреагировала я. Как может быть похожа на тюрьму кровать с ажурным бельем, медведями и телефонами?
– А я представила себя на его месте. Всю жизнь мог сам решать, куда лезть, а тут посадили в клетку, как тигру, и еще хотят, чтобы я тихонько писал под себя.
– Какую всю жизнь? – постучала себя по лбу пальцем я.
– А такую. Какая есть. Хоть и полтора года, а свободы. – Я подумала и решила придать ее словам некий смысл. Проще говоря, взяла и свинтила переднюю решетку с кроватки. После этого процесс укачивания действительно несколько упростился. Максик сам добровольно забирался на подушки, обнимал медведя, подставлял мне царственным жестом ладошку на почес и отрубался. Однако изо дня в день я просыпалась и наблюдала его маленький носик по утрам рядом с собой на подушке.
– Но он больше не орет в пять утра? – поинтересовалась Аля.
– Нет, – ответила я.
– Значит, некоторый прогресс налицо.
– Налицо, – кивнула я. – Теперь я вообще не знаю, как он ко мне попадает.
– Как-как? Молча, – отмахнулась Алина, а я поимела таки счастье пронаблюдать, как именно мой сынок попадал под мамкин бок. Я проснулась непонятно отчего. Видимо, от Максимовой возни. Я не стала шевелиться, чтобы не спугнуть его непосредственные действия. Максим сидел в своей кровати, сонно тряс ручкой погремушку и осматривался вокруг. При этом он не издавал ни звука. Затем его глазки нашли меня. Он издал ласковый клич, что-то типа тихого «Эгегей», и стал выбираться из кровати. Он так уморительно пыхтел и сопел, перелезая все свои одеяла и игрушки, что я еле сдержала смех. Затем сынок, пошатываясь со сна, точно пьяный, сделал два коротких шажка до моей кровати и стал карабкаться на нее, цепляясь маленькими ручками за все, что попадалось. За одеяло, за мою руку, за ногу. Залез. Отдышался. Подобрался к подушке и на уровне моего лица упал на нее, как воин, наконец, добравшийся до своих из вражеского плена. Потом немного поворчал, пытаясь стянуть с меня одеяло, и, наконец, отрубился. Уже через минуту он лежал как влитой. Все его тело говорило: «ничего не знаю, я тут всегда лежал. А не нравится, можете сами валить на маленькую кровать». Я расхохоталась в голос и принялась его целовать, будить, тормошить и сюсюкаться.
– Совсем избалуешь мне внука, – посетовала проходящая мимо мать.
– Я стараюсь, – кивнула я и засобиралась на работу. Все-таки, когда имеешь в жизни вот такого маленького сына, многое окрашивается совершенно другими цветами.
Маша Оливейра сделала правильный выбор и торжественно вручила мне с рук на руки тысячу долларов, упакованную в изящный конверт с испано-язычными надписями.
– Как Родриго? – на всякий случай уточнила я.
– Родя? Я с ним поговорила. Чтобы он хоть немного был в курсе.
– И что? – я смотрела на ее сосредоточенное напряженное лицо.
– Он решил, что будет меня поддерживать как и положено мужу. Это значит, что он не будет ни во что лезть, но и проблемы не создаст.
– Могло быть и хуже, – выдохнула с облегчением я.
– Это точно. Он вчера долго сидел и играл с Дашкой, это моя младшая. Смотрел на нее, что-то ей шептал.
– Он с ней по-русски говорит?
– Не-а. По-испански. Но она не возражает. И ведь не понимает ни слова, а такое ощущение, что все понимает.
– Он ее любит? – удивилась я.
– Очень. И Сашку тоже. Если им и нужен отец, то именно такой, – добавила Маша.
– Так, теперь о делах. Я сегодня вечером приеду к тебе и буду копаться в бумажках.
– В каких? – удивилась Маша.
– В любых. Во всех бумажках, которые есть в квартире, от квитанций за газ до писем друзей. Не возражаешь?
– Мне не до возражений, – кивнула она и вечером, после отстоянных на посту двенадцати часов я, вместо того, чтобы традиционно поехать домой и упасть от усталости, отправилась в Бибирево. Никакой усталости я не чувствовала, только ощущала в себе некий жар. Словно бы мне для того, чтобы сейчас на все хватило сил, искусственно подняли температуру. Не простуда, не ОРВИ, а просто дополнительный ресурс за счет лишних пары делений на столбике ртутного столба. Маша немного подавленно смотрела, как я открываю их семейные коробки, альбомы с фотографиями, сумки со старыми чеками и тетради с рецептами.
– Зачем это все? – спросила через пару часов она.
– Я реконструирую твою жизнь за последние пять лет. В фактах.
– И что? Что-нибудь важное нашла? – заинтересовалась она.
– А как же! – удовлетворенно кивнула я. Маша оказалась девушкой педантичной и среди груды макулатуры я нашла все, что мне было надо. Прежде всего фотографии детей. За все эти годы только с Машей и ни разу с их генетическим отцом. Фотографий было много. Дети на празднике в детском саду. Дети на отдыхе. Дети дома. Дети в парке. С Машей, с Машей и еще с Родриго и с Машей.
– А это зачем? – спросила Мари, держа двумя пальцами старый бланк квитанции за садик.
– Квитанции нам пригодятся все. Из них документально следует, что после развода все расходы оплачивала ты.
– А, – протянула она, постояла пару минут, сосредоточенным взглядом обводя квартиру, потом направилась к антресолям и достала целый портфель с квитанциями.
– Вот это подарок. А это что? – я держала в руках письма.
– О, я думаю, это может быть полезно. Я писала ему, когда он жил у своей матери в Костроме, чтобы он забрал детей на лето. А он мне ответил.
– И что? – с интересом взяла старый конверт я. «Что за глупая идея посетила твою голову? Хочешь сбагрить детей на лето, чтобы самой пуститься гулять направо и налево? Причем тут я, и, тем более, моя мама? У моей мамы нет времени нянчиться с твоими отпрысками. И вообще, еще не известно, от меня ли они. И не пиши о таких глупостях больше. Ты для меня больше не существуешь», было выведено неровным почерком. – Это от мужа? Написано его рукой?
– Ага, – хитро улыбнулась она.
– Круто. Иск о препятствовании мы практически отбили, – довольно потерла руки я.
– О чем? – не поняла Маша.
– Да не важно. Ты расслабься. Давай дальше смотреть, – усадила я ее. Еще через несколько часов совместными усилиями мы нарыли счета из кружков и секций, куда ходили детки, оплату квартиры, старые выписки из домовой книги и еще кучу правильных фотографий. Я была довольна. Остальное я собиралась сделать самолично, для чего подробно выспросила Марию о ее друзьях, родственниках и знакомых. Заодно переписала фамилии воспитательниц и классных руководителей, участковых докторов и медсестер.