Девушка с приданым
Шрифт:
«Пресвятая Богородица! – сказал он себе. – Она не собирается опускаться до разговоров с простыми людьми».
В глазах Родни сверкнула жесткость и, глянув на Энни, он сказал:
– Рождественский дед подарит тебе еще кое-что. Я виделся с ним сегодня днем, и знаешь, что он мне сказал?
Энни отрицательно замотала головой. Ее темно-зеленые глаза, словно два озерка, с обожанием уставились на врача.
– Он сказал, что направляется в Африку на поиски черного малыша для Энни Ханниген!
– Черного малыша?
– Да. С кудрявыми волосиками, – довольно хмыкнул Питер.
– Доктор! Это очень щедро с вашей стороны. Красивый подарок, –
– Вздор! – переводя взгляд на нее, заявил Родни Принс.
– Нам надо идти, – заторопилась Кейт. – Всего хорошего, доктор Дэвидсон! Всего хорошего, доктор Принс! Спой им «Доброй ночи, веселого Рождества», Энни.
Девочка неожиданно обвила своими ручками шею Родни. Ее губки звонко его чмокнули, и Энни радостно рассмеялась:
– Ваша борода щекочет.
– Спокойной ночи, – еще раз попрощалась со всеми Кейт и почти насильно оттащила дочь к Алеку, который, стоя чуть в стороне, бросал на них недовольные взгляды.
Родни и Питер пошли вверх по ступенькам лестницы, ведущей к ложам. Поцелуй Энни странно взволновал доктора Принса и вновь всколыхнул в его душе застарелое желание иметь собственных детей. Боже правый! У него будет ребенок! Он заставит жену родить ему ребенка!
– Кейт превратилась в весьма импозантную девушку, – сказал Питер Дэвидсон. – Толмаше постарались, чтобы ей хорошо у них жилось. Я слышал, что у старого Бернарда имеются планы касательно ее будущего. Думаю, этот брак им совсем не понравится.
– Этот молодчик похож на мрачного беса. Не думаю, что, выйдя за него, Кейт обретет счастье.
– Не вижу тому помех. Даже самые необычные, неподходящие друг другу, на первый взгляд, пары оказываются на поверку самыми прочными. В любом случае, он станет отцом ее ребенку, а это что-нибудь да значит.
Глубокая, непонятная грусть прокралась в сердце Родни. Новая грусть… Новая пустота… Уже длительное время доктор Принс мучился осознанием того, что кроме его работы у него ничего не осталось. Но, оказывается, у него еще осталось кое-что, что может быть отобранным злой судьбой.
«Он станет отцом ее ребенку…» – повторил Родни про себя.
Поездка
Пегги Дэвидсон сидела, чуть сгорбившись, на кривобоком пуфе перед камином, между своим мужем и темноволосым, мрачным мужчиной, который по какой-то странной прихоти судьбы стал частью их жизни. Суетный день почти подошел к концу. Последние два часа они сидели и вели неспешную беседу, то и дело подолгу замолкая.
Время блаженного ничегонеделанья подходило к концу. Пегги Дэвидсон уже надо было подниматься и ехать в Джероу, но перед этим она решила в последний раз вернуться к теме, которую время от времени поднимала на протяжении всего вечера.
– Почему ты такой упрямый, Родни? К чему тебе ехать сейчас домой? Ты можешь позвонить миссис Саммерс и сказать, что остаешься у нас на ночь, а завтра к обеду будешь дома. Глупо возвращаться в такой день домой, если тебя там никто не ждет.
– Меня все равно не удастся переубедить, – заявил Родни. – Если я останусь, старина Питер пропустит всенощную, а я весь вечер проведу, как на иголках, раскаиваясь в том, что своим эгоистичным поведением ставлю под угрозу спасение его бессмертной души.
Рассмеявшись, доктор Принс добавил:
– После этого лицо отца О’Молли будет неделями являться мне в ночных кошмарах.
– Почему он глупит? – спросила Пегги у мужа.
Тот
– И впрямь, не глупи, Родни, – продолжила Пегги. – В Джероуской церкви другой приходской священник. Если ты познакомишься с отцом Паттерсоном, то изменишь свое предубеждение относительно священников.
– Что касается одного конкретного священника, то мое отношение к нему непоколебимо. За прошлый месяц я имел дело с тремя случаями детской истерии. Я разобрался во всех случаях и пришел к выводу, что в основе их нервозности и ночных кошмаров лежит страх перед адом и мучениями грешников, который этот идиот вложил в их маленькие головки. К сожалению, их родители – консервативные католики и не склонны соглашаться, что в состоянии их детей повинна церковь. Бесполезно учить этих темных людей азам психологии. Свой страх и суеверия они считают верой. Этот человек думает, что проповедует, а на самом деле его следовало бы привлечь к ответу.
– Последний стаканчик не пошел тебе впрок, – рассмеялся Питер.
– Ты и сам знаешь, что я прав, – вполне серьезно заявил Родни, подавшись вперед из глубокого кожаного кресла. – Вы – католики и люди просвещенные, но, думаю, и вам некоторые догматы веры внушают страх.
– Совсем напротив, – не согласился Питер. – Есть такие люди, которые предрасположены к нервным расстройствам, и религия здесь ни при чем.
– Я, Родни, всегда находила утешение в вере, – торжественно заявила Пегги. – Я никогда не боялась священников, как раз наоборот.
– Ладно. Вы серьезно верите в чистилище и все, с ним связанное? – задал вопрос Родни. – Вы на самом деле считаете, что некоторые несчастные, живущие в этом городе, будут прокляты за деяния, которые они называют грехами и которые вызваны в большинстве случаев нищенскими условиями их существования? С другой стороны, католики, как мне кажется, могут преспокойно грешить и получать прощения, если они следуют определенным правилам: посещение мессы каждое воскресенье, исповедь и евхаристия – не реже раза в год. Но стоит им нарушить правило – и перед грешниками разверзается геенна огненная! Их бедственное положение ничто по сравнению с тем, что их ждет после смерти. Я уже не раз говорил тебе, Питер, что большинство католиков живут в постоянном страхе.
– Это трудный вопрос, и я не думаю, что кто-нибудь из нас достаточно компетентен в нем, – вежливо сказал другу Питер. – Кое в чем ты, конечно, прав, но не во всем…
– Нет, он ошибается! – страстно воскликнула Пегги.
– Прав, но не во всем, – тихим голосом продолжал ее муж. – Я знаю достаточно много людей, регулярно посещающих мессу только из страха. В этом нет ничего предосудительного. Страх служит превентивной мерой защиты общества от таких людей, как Пэт Донован, Дэнни Маккуин из Джероу, Микки Мак-Грегор из Шилдса или Тим Ханниген из района Пятнадцати улиц. Гражданские власти часто оказываются бессильными. Священнику легче обуздать такого вот громилу и забияку, который и полицейскому готов задать перца, если решит, что тот на него не так посмотрел. Согласен, в этом страхе много от средневековых суеверий, но без него люди, не боящиеся земных властей, могли бы превратить жизнь своих близких в настоящий ад. Только боязнь получить по заслугам после смерти удерживает их от страшных поступков. Будем надеяться, что хорошее образование сможет изменить представителей грядущих поколений в лучшую сторону и в страхе перед Богом отпадет потребность.