Девушка в башне
Шрифт:
Она ухватилась за свое достоинство.
– Нет, – сказала она. – Только то, что можно легко унести, и что не привлечет воров.
Бледный и не впечатленный взгляд Морозко скользнул по ее спутанным волосам до
ее сапог. Вася старалась не думать, какой он ее видит: дитя с пустыми глазами, с бледным
и грязным лицом.
– И что тогда? – спросил сухо демон холода. – Ты набьешь карманы золотом,
поедешь завтра утром и сразу замерзнешь насмерть? Нет? Или проживешь
пока тебя не убьют из–за лошади или изнасилуют за твои зеленые глаза? Ты ничего не
знаешь об этом мире, а теперь хочешь поехать туда и умереть?
– Что еще мне делать? – парировала Вася. Подступали слезы усталости, но она не
дала им пролиться. – Мои люди убьют меня, если я пойду домой. Мне стать монахиней? Я
это не вынесу. Лучше умереть в пути.
– Многие говорят, что лучше умереть, пока не доходит до этого, – ответил Морозко.
– Хочешь умереть в глубине леса? Вернись домой. Твои люди забудут, клянусь. Все будет
как прежде. Вернись, и брат защитит тебя.
Гнев вдруг выжег обиду Васи. Она отодвинула стул и снова встала.
– Я не собака, – рявкнула она. – Ты можешь говорить мне идти домой, но я могу
отказаться. Думаешь, все, чего я хочу в жизни, это королевское приданое и мужчина, что
будет заставлять меня рожать детей?
Морозко был едва ли выше нее, но она замерла под его бледным пронзающим
взглядом.
– Ты говоришь как ребенок. Думаешь, что в твоем мире кому–то есть дело до твоих
желаний? Даже у князей нет того, что они хотят, как и у их дам. В дороге тебя ждет не
жизнь, а только смерть раньше или позже.
Вася кусала губы.
– Думаешь, я… – пылко начала она, но жеребец потерял терпение, услышав боль в ее
голосе. Его голова пронеслась над ее плечом, его зубы щелкнули на расстоянии пальца от
лица Морозко. – Соловей! – крикнула Вася. – Что ты…? – она попыталась оттолкнуть его,
но он не поддавался.
«Я его укушу», – сказал жеребец. Его хвост метался в стороны, копыто скребло
деревянный пол.
– Он истечет водой, превратит тебя в снежного коня, – Вася все еще толкала его. –
Не глупи.
– Уходи, бык, – посоветовал Морозко коню.
Соловей не двигался, но Вася сказала:
– Иди, – он посмотрел ей в глаза, показал язык, извиняясь, и отвернулся.
Напряжение пропало. Морозко вздохнул.
– Нет, не стоило так говорить, – его голос лишился едкости. Он опустился на стул.
Вася не двигалась. – Но… дом в еловой роще не место для тебя, как и дорога. Ты не
должна была вообще найти этот дом даже с Соловьем после того, как… – он посмотрел ей
в глаза, замолк и заговорил снова. – Твой мир среди твоего вида. Я оставил тебя в
безопасности с братом, Медведь спит, священник убежал в лес. Тебя не может это
устроить? – его вопрос был почти с мольбой.
– Нет, – сказала Вася. – Я ухожу. Я увижу мир за этим лесом, мне не важна цена.
Тишина. А потом он тихо и с неохотой рассмеялся.
– Отлично, Василиса Петровна. Меня еще никогда не перечили в моем доме.
«Пора было начать», – подумала она, но не сказала это. Что–то изменилось в нем с
той ночи, как он забросил ее на свое седло, чтобы спасти от Медведя? Что? Глаза стали
голубее? Лицо стало яснее?
Вася вдруг смутилась. Повисла тишина. В паузе ее усталость стала ощущаться
сильнее, словно она ждала, пока Вася расслабится. Она прислонилась к столу, чтобы не
упасть.
Он увидел это и вскочил на ноги.
– Поспи сегодня здесь. Утро вечера мудренее.
– Я не могу спать, – она не шутила, хотя только стол удерживал ее на ногах. Ужас
пробрался в ее голос. – Медведь ждет в моих снах, а еще Дуня и отец. Я лучше не буду
спать.
Она ощущала на его коже запах зимней ночи.
– Я могу дать тебе хоть это, – сказал он. – Ночь спокойного сна.
Она замешкалась, уставшая и недоверчивая. Его ладони как–то давали сон. Но этот
сон был странным, густым, схожим со смертью. Она ощущала его взгляд.
– Нет, – вдруг сказал он. – Нет, – грубость его голоса напугала ее. – Нет, я не буду
тебя трогать. Спи, как хочешь. Увидимся утром.
Он отвернулся, тихо сказал что–то лошади. Вася не поворачивалась, пока слышала
топот копыт, а потом развернулась, и Морозко с белой кобылицей пропали.
* * *
Слуги Морозко не были невидимыми. Краем глаза Вася порой замечала движения
или темный силуэт. Если быстро повернуться, можно было различить лицо в узорах, как
кора дуба, с вишневым румянцем или серое и хмурое, как гриб. Но Вася не видела их,
если смотрела прямо. Они двигались едва заметно, между вдохом и выдохом.
Морозко пропал, слуги принесли ей еду, пока она сидела в дымке усталости –
грубый хлеб и кашу, сушеные яблоки. Щедрую миску ягод и листьев падуба. Медовуха,
пиво и ледяная вода.
– Спасибо, – сказала Вася слушающему голосу.
Она ела, что могла, несмотря на усталость, отдавала корочки хлеба голодному
Соловью. Когда она отодвинула миску, оказалось, что угли убрали из печи, и что для нее
устроили паровую баню.
Вася сняла холодную и мокрую одежду и забралась туда, задевая коленями кирпичи.