Девушки, согласные на все

Царева Маша

– Мне наплевать, как тебя зовут! – буркнул Филипп, сам не ожидая от себя такой грубости. Он, всегда предупредительный и в меру кокетливый, милый и интеллигентный, вдруг оказался таким хамом. Однако переиграть ситуацию не представлялось возможным, поэтому он суетливо засобирался уходить.

– Филипп, с вами все в порядке? – поинтересовалась главный редактор «Фамм», которую он едва не сбил на входе. Кажется, она слышала, как он нахамил этой девчонке, так похожей на ту, другую. Ту, о которой он вспоминать не любил. Ту, которая, как он считал, сломала его жизнь. Ту, которая носила необычное имя – Азия. Правда, скорее всего, имя было фальшивым. Филипп никогда не видел паспорта

женщины, из-за которой был вынужден жить наперегонки со временем, чтобы не оказаться в плену агрессивно атакующих воспоминаний…

Он покинул студию по-английски, оставив в недоумении обиженную девушку, главного редактора и заплаканную фотомодель. Посмотрел на запястье и вспомнил, что часы остались дома.

Черт, не опоздать бы теперь. Филипп Меднов старался максимально наполнить свою жизнь событиями, работой, деловыми встречами, переговорами и редкими свиданиями с женщинами, ни одна из которых по-настоящему его не волновала.

Погода в этот день была на редкость отвратительной. Да и настроение – ей под стать. Карман не по-зимнему легкой ветровки оттягивали несколько монеток – семь рублей. Других денег у Евы не было и в ближайшее время не предвиделось.

Семь рублей – звучит как издевка. Можно на них мороженое в ларьке купить и, давясь, глотать сладкие ледяные куски в безумной надежде подхватить двустороннюю пневмонию и тихо скончаться на руках взволнованных медработников. Можно сжевать резиновый палаточный хот-дог – это ненадолго согреет сонный измученный организм. Можно приобрести лотерейный билет, выиграть миллион долларов, перебраться на Голливудские холмы и сочетаться законным браком – с Брэдом Питтом, например. Можно…

Да что уж там, глупо строить планы, если жить осталось несколько часов. Если все уже давно решено, а в потустороннем отеле забронирован номер – не класса люкс с видом на море, разумеется, но все-таки… Ева рассеянно огляделась. В последнее свое утро ей вздумалось отправиться на прогулку – она бездумно прошлась по Старому Арбату, который необъяснимо любила всегда. Свернула на Никитский бульвар, погрелась недолго в одном из милых маленьких антикварных магазинчиков. Неспешно шагала мимо золотистых шикарных витрин Тверской. А на углу Моховой улицы остановилась, замерзнув окончательно.

Прохожие не обращали на нее никакого внимания. Прятали покрасневшие носы в воротники, толкались, торопились. Знали бы они, подумала Ева, знали бы, что этой продрогшей, бедно одетой девчонке, которая стоит под дождем без головного убора, осталось жить всего ничего. Может быть, тогда они бы ее невольно зауважали. Как причастную (ну или почти причастную) к некой неразгаданной тайне, о которой сами они стараются пореже думать. Она даже приободрилась немножко, внезапно почувствовав некое странное превосходство над остальными.

Справа от нее был зловонный подземный переход: грязные телефоны-автоматы, ларьки с разноцветными безделушками, компания голосистых цыганок с золотыми зубами, притихший от холода бомж, сидящий на толстой картонной коробке, протянув в никуда немытую пятерню.

Слева – шикарный отель «Националь». Лакей в форменной ливрее, стоянка для эксклюзивных авто, пузатые тузы под руку с тонконогими блондинками в норковых манто.

Сидя на ледяном мраморном парапете, Ева с любопытством наблюдала – бомж вяло почесывал свалявшиеся патлы, швейцар лихо подкручивал напомаженные усы. Вот прямо возле входа в отель остановился длиннющий лимузин. Рядом с другими машинами он смотрелся как тропический аллигатор в компании комнатных черепашек. Длинный, черный, блестящий, помпезный, как рояль в Большом зале консерватории.

Даже странно, как это он умудрился остаться чистым на чавкающих талой грязью московских дорогах. Шофер, похожий на профессионального игрока НБА, открыл дверь, почтительно склонил голову и протянул руку. На его широкую ладонь легла крошечная женская рука. Холеная, с коротко подстриженными и выкрашенными в благородно-розовый цвет ногтями. На мизинчике блестел массивный перстень с огромным прозрачным камнем – неужели бриллиант?

Ева вытянула шею, приглядываясь, сама не зная почему. Словно в окно чужое заглядывала, пытаясь рассмотреть хоть одну картинку из чужой сладкой жизни.

– Что смотришь, девушка?

Ева вздрогнула и обернулась. За ее спиной стояла цыганка. Странно – обычно цыганок интересуют те, у кого деньги есть, хоть немного. Они деньги чуют. А что с Евы возьмешь?

– Да так… – она неопределенно пожала плечами и инстинктивно отодвинулась.

– Погадать, что ли, тебе? – прищурилась цыганка. Она была еще совсем молодой, но, конечно, постарше Евы. Смуглая, золотозубая, черноглазая. Хитрая – сразу видно. Такая своего не упустит.

– У меня денег нет, – спокойно улыбнулась Ева. А чего нервничать, если ничем не рискуешь?

– Нет, – согласилась цыганка, – но скоро будут. Ты не бойся, я хорошо гадаю.

– Я и не боюсь. А деньги… Откуда им взяться-то? Раньше я стипендию получала, а теперь меня из института отчислили.

– Знаю. Давай сюда руку. Любую, любую. Ну чего улыбаешься? Я серьезно говорю.

Ева пожала плечами и протянула ладошку. Может быть, ей просто заняться нечем, цыганке этой? Пускай себе гадает, все равно самой Еве лучше известно ее будущее. Которого, в сущности, нет. Не считать же за будущее несколько часов, которые она собирается слоняться по мерзлому городу?

У гадалки были шершавые мозолистые ладони. Как будто бы она всю жизнь работала в поле. Длинные крепкие ногти были накрашены темно-бордовым лаком, кое-где он стерся, но цыганку, должно быть, красота маникюра не волновала. Еве невольно вспомнилась другая рука – хозяйки роскошного лимузина. Она скосила глаза в ту сторону – женщина уже вышла из машины. Она оказалась миниатюрной блондинкой, не слишком молодой, но прекрасно выглядевшей. Еще бы! Надо умудриться выглядеть старухой, когда у тебя столько денег! Чистые холеные волосы уложены в «ракушку», на лице цветет интеллигентный персиковый румянец – скорее всего, это просто дорогой тональный крем, потому что на колючем ветру такого румянца не бывает. Лицо богатой красавицы показалось Еве смутно знакомым. А может быть, просто похожа на кого-то…

– Не отвлекайся, девушка. На меня смотри, – скомандовала цыганка, водя грязным пальцем по Евиной ладони. – Жизнь твоя изменится. Сначала появится звезда. Это первый знак. Потом будет боль. Потом встретишь человека и полюбишь его…

Ева рассеянно слушала. Что она несет? Какая звезда, какая боль? Может быть, это своеобразное описание загробной жизни? Кажется, обычно говорят о каком-то тоннеле, а здесь звезда… И если так, при чем здесь «встретишь человека и полюбишь его»? Наверное, гадалка всем так говорит.

– Любовь, значит, встречу? – иронично переспросила она. – Прекрасного принца?

– Я про принца не говорила. Скорее это будет трефовый король.

– Король? – изумилась Ева. – Вы же по ладони, а не на картах гадаете!

Цыганка внезапно рассердилась. Без улыбки она выглядела гораздо старше.

– А тебе не все равно? Что ты в этом понимаешь? Счастливой не будешь, – сказала она словно в отместку, но Ева не обиделась.

– Знаю.

– Не знаешь. Даже не можешь предположить. Сегодня.