Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
Шрифт:
Иманус заметил, что к отверстию в днище сундука припал чей-то глаз. Он приставил пистолет прямо к дыре и нажал курок. Раздался выстрел, и торжествующий Иманус услыхал страшный вопль. Пуля, пройдя через глаз, пробила череп солдата, глядевшего в щель, и он свалился навзничь на ступеньках лестницы.
Наступающие в двух местах осторожно расширили отверстие между досками сундука и устроили две бойницы. Иманус воспользовался этим обстоятельством, просунул в отверстие руку и выстрелил из второго пистолета наудачу в самую гущу нападающих. Очевидно, пуля пошла рикошетом, так как послышались крики;
Иманус отбросил два теперь уже ненужных ему пистолета и схватил два последних; затем, крепко зажав пистолеты в руке, он посмотрел в щелку.
Он убедился, что первые выстрелы не пропали даром.
Атакующие отошли вниз. На ступеньках корчились в предсмертных муках раненые; винтовая лестница позволяла видеть лишь три-четыре ступеньки.
Иманус ждал.
«Все-таки время выиграно», — подумал он.
Между тем он заметил, как какой-то человек осторожно ползет по ступенькам лестницы; в то же время над последней площадкой лестницы показалась голова солдата. Иманус прицелился и выстрелил. Раздался крик, солдат упал, и Иманус переложил из левой руки в правую последний оставшийся у него заряженный пистолет.
В это мгновенье он почувствовал страшную боль и дико взвыл в свою очередь. Сабля вонзилась ему прямо в живот. Рука, рука человека, который полз вверх по лестнице, просунулась во вторую бойницу, устроенную внизу сундука, и эта-то рука погрузила саблю в живот Имануса.
Рана была ужасна. Живот был распорот сверху донизу.
Но Иманус устоял. Он заскрежетал зубами и прошептал: «Ну ладно ж!»
Потом, шатаясь, едва передвигая ноги, он добрался до железной двери, положил пистолет на пол, схватил горящий факел и, поддерживая левой ладонью выпадающие внутренности, нагнулся и поджег пропитанный серой шнур.
Огонь в мгновение ока охватил шнур. Иманус выронил из рук факел, который не потух от падения, снова взял пистолет, рухнул ничком на каменные плиты пола и, приподняв голову, стал слабеющим дыханием раздувать фитиль.
Пламя, пробежав по шнуру, тут же исчезло под железной дверью и достигло замка.
Убедившись, что его гнусный замысел удался, гордясь своим злодеянием, быть может, более, нежели своей добродетелью, этот человек, за минуту до того бывший героем и ставший теперь просто убийцей, улыбнулся на пороге смерти.
— Попомнят они меня, — прошептал он. — Я отомстил. Пусть их дети поплатятся за наше дитя — за нашего короля, заточенного в Тампле.
XIV
ИМАНУС ТОЖЕ УХОДИТ
В эту минуту раздался страшный грохот, под мощными ударами рухнул сундук, и в образовавшийся проход ворвался в зеркальную человек с саблей наголо.
— Это я, Радуб! А ну, выходи! Надоело мне ждать. Вот я и решился. Я тут одному сейчас распорол брюхо. А теперь выходи все. Идут за мной наши или не идут, а я уже здесь. Сколько вас тут?
Это действительно был Радуб, в единственном числе. После побоища, учиненного Иманусом на лестнице, Говэн, боясь наткнуться на скрытую мину, отвел своих людей и стал совещаться с Симурдэном.
Радуб, стоя с саблей наголо у порога, зорко вглядывался в полумрак зеркальной, еле освещенной пламенем потухающего факела, и снова повторил:
— Я тут один. А вас сколько?
Не дождавшись ответа, он двинулся вперед. Догоравший факел вдруг ярко вспыхнул, и последняя вспышка угасавшего пламени, которую можно назвать предсмертным вздохом света, осветила все уголки залы.
Радуб вдруг заметил маленькое зеркало, висевшее на стене в ряд с другим, подошел поближе, поглядел на свое залитое кровью лицо, на свое полуоторванное ухо и сказал:
— Здорово попортили фасад.
Потом, обернувшись, с удивлением убедился, что зала пуста.
— Да здесь никого нет! — закричал он. — В наличии ноль.
Его взгляд упал на повернутый камень, он заметил проход и позади него лестницу.
— Ага, понятно! Удрали… Сюда, товарищи! Идите скорее: они улизнули. Ушли, ускользнули, улетучились, убежали. Этот каменный кувшин оказался с трещиной. Вот через эту дыру они, канальи, и прошли. Попробуй-ка одолей Питта и Кобурга с их фокусами! Держи карман шире! Не иначе как сам черт им помог. Никого здесь нет!
Вдруг раздался пистолетный выстрел, пуля слегка задела локоть Радуба и сплющилась о камень стены.
— Вот как! Оказывается, здесь кто-то есть. Кто это пожелал мне уважение оказать?
— Я, — ответил чей-то голос.
Радуб вытянул шею и с трудом различил в полумраке какую-то темную массу, другими словами — распростертого на полу Имануса.
— Ага, — закричал Радуб. — Одного все-таки поймал. Все остальные убежали, зато тебе, голубчик, не уйти.
— Ты в этом уверен? — спросил Иманус.
Радуб сделал шаг вперед и остановился:
— Эй, человек, лежащий на полу, кто ты таков?
— Я хоть и лежащий, да смеюсь над вами, стоящими.
— Что это у тебя в правой руке?
— Пистолет.
— А в левой?
— Собственные потроха.
— Ты мой пленник.
— Плевать я на тебя хотел.
С этими словами Иманус потянулся к тлеющему шнуру, дунул на него из последних сил и умер.
Через несколько минут Говэн, Симурдэн и солдаты вошли в зеркальную. Они сразу увидели отверстие в стене. Обшарили все закоулки, обследовали лестницу — она выводила на дно оврага. Сомнения быть не могло — вандейцы спаслись бегством. Попробовали встряхнуть Имануса. Он был мертв. Говэн с фонарем в руке осмотрел камень, послуживший дверью беглецам; он давно слышал рассказы об этом вращающемся камне, но тоже считал их пустыми баснями. Исследуя камень, Говэн заметил на нем какую-то надпись, сделанную карандашом; приблизив к ней фонарь, он прочел следующие слова:
«До свиданья, виконт.
К Говэну подошел Гешан. Преследовать беглецов было бессмысленно — они успели скрыться, и скрыться надежно: весь край, каждый куст, каждый овраг, все чащи, любой крестьянин были за них и к их услугам. Кто же отыщет их в Фужерском лесу, когда весь Фужерский лес представляет собой огромный тайник? Что делать? Все приходилось начинать сызнова. Говэн и Гешан, не скрывая досады, обменивались своими соображениями.