Девять унций смерти
Шрифт:
— Я не совсем понимаю, наставник…
— Бритых наставников не бывает.
— Не бывает?
— Не бывает.
— Ладно. Не бывает. Хорошо. Так какой же просчет?
— Вот из кого нужно было делать непобедимый шарт! — наставник «безбородого безумца» кивнул в сторону пыхтящих палаток.
— Из этих мальчиков? — удивилась владыка.
— Из этих девочек, — улыбнулся наставник. — И как это я вас всех пропустил? Старею, не иначе…
— Мы сами себя чуть было не пропустили, — буркнула владыка. — Если бы не ваш ученик…
— Вот этим мне и остается утешаться! — грустно улыбнулся наставник. —
— Не успела, — вздохнула юная гномка.
— Еще не поздно, — промолвил наставник. — Ночь, как здесь говорят, в самом разгаре.
Очень скоро Якш начал понимать, что одет он до крайности нелепо. И дело даже не в том, что тот наряд, в котором он вышел наверх, навстречу Джеральду Олбарийскому, не слишком годится для пешего путешествия. Еще как годится! Особенно если представить себе некоторые другие… наряды. В которых выжить затруднительно, не то что передвигаться, а уж путешествовать… Так что этот его наряд очень даже ничего, по крайней мере Якш не спотыкается в этих своих одеяниях при каждом шаге, ему не нужно ничего поддерживать или думать о том, как бы чего не развалилось.
Ему за этот наряд еще и сражаться пришлось.
Одеваясь для исторической встречи с Джеральдом, Якш предпочел одеяния не столько роскошные, сколько удобные, чем немедленно вызвал брюзгливую воркотню отдельных членов Совета Мудрецов и даже агрессивные попытки внести в одеяние владыки существенные изменения. И если бы не юная владыка… кто знает, удалось ли бы ему отстоять свой выбор? Потому, что, проиграв во всем остальном, сдав все позиции, старые пердуны вдруг до судорог захотели, чтоб их владыка предстал перед королем людей «во всем блеске своего великолепия». А подобная формулировка для любого искушенного в Высоком Гномьем Этикете означает совершенно определенный выбор платья. И вот пускай владыка его обязательно наденет.
Да-да, именно это… а еще это… и вот это… и это тоже, как же без этого? Не забудьте еще про это, это и вот это… а без этого и вовсе никак… Вы что, с ума спятили? Самое главное чуть не забыли! Да-да и вот это тоже, для пущей важности…
И тогда, де, люди поразятся, потрясутся, испытают благоговение и гномов больше уважать станут!
Идиоты. Хуже всей этой церемониальной одежды только понос во время самой церемонии. Одни латы из драгоценных камней чего стоят! А сколько весят! И будет он стоять перед Джеральдом, разукрашенный, как подарок на их это рождество, потея и задыхаясь под этой тяжестью, дурак дураком, одним словом.
Уважения это достославное деяние гномам, бесспорно, прибавит. Кто бы сомневался! Так прибавит, что дальше некуда. Совсем некуда.
Сволочи. Мерзавцы. Вас бы самих в это облачить!
Впрочем, юная владыка быстро положила конец мерзкой сваре, просто пообещав перерезать горло любому, кто скажет еще хоть слово на эту тему. Во что одеваться, каждый решает сам, а Мудрецам должно быть стыдно, что у них других дел нет, что они такими глупостями занимаются? Так она им сейчас найдет таковые! Ну, кому тут делать нечего?
Хорошая девочка. Дай ей Боги удачи в ее нелегком труде.
Вот так и попал Якш наверх в самом практичном из своих одеяний. Беда в том только, что гардероб владыки определяется обычаем и традициями. Простота и удобство не поощряются и не приветствуются. Совсем не украсить одеяния владыки золотом и самоцветами, обойтись совершенно без алмазных россыпей и изумрудных вкраплений — мастера о таком даже помыслить не смели.
Нет, идти в этом вполне удобно, вот только… те несколько случайных путников, что повстречались Якшу, таращились на него так, словно у него две головы выросли, а потом долго еще оглядывались. Сначала Якш думал, что это из-за того, что он гном, но ведь и люди бывают не слишком высокого роста, а гнома небось не каждый и видел, однако последние двое прохожих, по виду сущих бродяг, окончательно разъяснили ситуацию.
— Видал этого, а? — чуть понизив голос, но так, что Якш все равно расслышал, сказал один.
— Ну? — неразборчиво буркнул второй.
— Нет, ты видал, каково расфуфырился? — гнул свое первый.
— Вельможа небось, — бросил второй. — Вельможи — они завсегда…
— Вельможа! — язвительно воскликнул первый. — Скажешь тоже! Вельможа на коне должен быть, со свитой, сам понимаешь, а тут какое-то недоразумение кривоногое!
— А борода-то, борода! — подхватил второй.
— Во-во! Я такого чучела… — сказал первый.
— Так, может, это сумасшедший вельможа? — испуганно предположил второй.
— Ну? — чуть удивился первый.
— Вот те и ну! Сбежал, небось, а его все ищут! — воскликнул второй.
— Да? — недоверчиво промолвил первый.
— А то! За ним, небось, погоня.
— Погоня?
— А ты думал! Поймают и нам заодно накладут!
— Нам-то за что?
— За все хорошее! А то и прибьют, чтоб чего лишнего не сболтнули.
— Так, может, того…
— Вот именно, что того… давай-ка прибавим шагу!
Голоса скрылись за поворотом, а Якш глубоко задумался. В этой простенькой одежонке, выбросив корону, самому себе он казался чудовищно незаметным. Вот только это было не так. Его не просто замечают — его опознают, как чучело. Как вельможное чучело. Как возмущение естества. Как нечто нелепое до безобразия. А это опасно. Люди, как и гномы, не любят того, что выглядит непривычно. Оно может показаться угрожающим. Раньше или позже его просто убьют из-за этого несчастного платья. И почему он не догадался попросить какую-нибудь нормальную человеческую одежду у «безбородого безумца»? Ведь был же момент! Но так хотелось красиво уйти, уйти, не смирившись, не признавая поражения, а эта заминка бы все испортила. Эх, что уж теперь…
— А ну стой! — услышал Якш над самым ухом чей-то не слишком приятный голос.
Холодная сталь, проколов богатое одеяние, кольнула его в левый бок.
— Один гуляешь? — продолжал незнакомец. — Без охраны? Здесь, в густом лесу, где полным-полно разбойников и душегубов? Да еще в такой богатой одежде?! Непорядок. Просто безобразие, если разобраться! Ты же ее сейчас порвешь и выпачкаешь! Или отберет какой проходимец! Кошмар! Снимай немедленно и клади скорей в мою котомку — там она сохраннее будет! Деньги тоже давай, а то ведь потеряешь — сам потом жалеть будешь.