Девять возвращений
Шрифт:
– Почему обижаешь Витю иногда?
На вопрос Юры она не ответила.
– Он всегда прав.
– И меня поэтому обижаешь?
– Последние слова Лена сказала совсем негромко.
Юра вскочил:
– Мать свою я не люблю! Ее никто не любит!..
– Зачем ты так?
– А что? Она и тебя не любит. Отца не любила. И Вано не любит. Она себя любит!
– Юра!
– Лена тоже встала с сугроба.
– Ты не смеешь так о матери!
– Смею!
– Нет!
– Лена взглянула ему в лицо.
– Часто
Юра ничего не ответил.
– Ждешь писем?
Юра молчал.
– Инна обижается, что не приходишь. И бабушка Фрося.
– Странно. Мой отец учился в этой же школе, а я не знал. Странно. Верно, Леша?
Она сняла перчатку, подула на пальцы.
– И мать училась. В параллельном. И тоже молчала.
Лена сказала:
– Давно было. Как и война давно была.
– Чего о войне заговорила?
– Девятый "А" ищет девятый "А".
– Сейчас придумала?
– Да. Но так должно было быть. А то один Витя со своими следопытами.
– Надень перчатку.
Лена надела перчатку.
– Замерзла?
– Нет, что ты!
– Великий ученый Шампольон еще мальчиком сказал: "Я прочту это, когда вырасту". И первый в мире прочел египетские письмена.
Лена улыбнулась.
– А мои письмена ты читаешь в своем дневнике?
– Прочту, когда вырасту!
– Юра схватил Лену и посадил в сугроб.
– Ты с ума сошел! Юрка!
– Ничего подобного!
– Юра и сам повалился в сугроб.
– А великий ученый Шлиман еще мальчиком сказал: "Я найду Трою". И нашел ее!
Лена сидела, мотала головой, отряхиваясь от снега. Громко смеялась.
– И вообще, Майка Скурихина перед тобой просто фанера Милосская! И ничего больше!
– Юра, перестань. К нам, кажется, идет милиционер.
– Не милиционер к нам идет, а Витька.
К ним шел Тыбик.
– Чего сидите в снегу и орете?
– Диктую высказывания ученых. От формации к формации.
11
– Вано, можно к тебе?
– Да, конечно.
"Вано" - это была видимость дружеских отношений со стороны Юры, потому что сам Иван Никитович хотел быть с Юрой в настоящих дружеских отношениях. Но он понимал, что не имеет права добиваться этого. Этого должен был захотеть Юра.
Вано в теплом замшевом пиджаке сидел за своим рабочим столом, читал информационный бюллетень по культурному обмену. Значит, будет очередная встреча: "Дамы и господа, мы собрались, чтобы..."
– Вано, ты любишь мою мать?
Некоторое время Вано продолжал сидеть неподвижно. Потом медленно закрыл бюллетень. Сейчас скажет: "Не понимаю тебя".
Вано поднялся из-за стола.
– Мне бы хотелось, чтобы наш первый серьезный разговор начался не с подобного вопроса, - наконец ответил он.
И действительно, у Юры с Вано никогда не было серьезного разговора.
– А с какого?
Юра был несправедливо агрессивен.
– Я знал, что ты спросишь у меня обо всем, что случилось. Вырастешь и спросишь. Вот ты и вырос, если спросил.
– Но я спросил тебя не об этом?
– Ты спросил меня об этом, Юра.
Юра промолчал, потому что на самом деле спросил об этом. И Вано поступил честно и не сказал: "Я не понимаю тебя". Так бы ответила мать.
Юра продолжал стоять посредине комнаты. Он ждал.
На кухне совсем мирно разговаривала сама с собой тетя Галя. Мамы дома не было, она ушла.
Вано подошел к Юре и положил ему на плечи руки. И вдруг Юра понял, что на честность Вано он должен ответить тоже мужской честностью. Он поставил Вано в затруднительное положение, и Вано не испугался, не начал отговариваться пустыми фразами.
– Я знаю: ты не виноват, Вано.
– Юра, здесь нет правых и неправых.
– Есть.
– Нет, Юра. Ты не ищи. Я вижу - ты ищешь.
– Иван Никитович опустил руки, взглянул на Юру.
– Мать виновата перед отцом.
– Это ты так решил?
– А перед кем она виновата?
– Я повторяю тебе: здесь нет правых и неправых.
– Скажи, Вано, а какое отношение имеет Вера Николаевна к моему отцу? Она училась в одном с ним классе? Перед войной?
– Училась. Да.
– Мать никогда не говорила. Почему? И она из этой школы, только из другого класса. Параллельного.
– А отец? Говорил?
– Нет.
– И ты хочешь, чтобы я...
– Ты сам сказал, что когда-нибудь спрошу у тебя, что случилось. Вот я и спрашиваю. А ты говоришь: здесь нет правых и неправых.
– Юра...
– позвала мать. Она стояла в дверях. Она вернулась из города.
Юра поглядел на нее. Морщины стянули глаза. Снег растаял в волосах, и мокрые волосы прилипли к щекам. Лицо от этого сделалось особенно худым и бледным. Уголки губ дрожали. Недокрашенные помадой, они тоже были особенно бледными.
Она слышала конец разговора между Юрой и Вано.
– Если ты ищешь виноватых, то это я. Одна я! И не надо ни о чем спрашивать Ивана Никитовича.
"Ты часто говоришь и делаешь такое, о чем потом жалеешь..." - И Юра выбежал из кабинета.
Он не хотел больше ничего знать!..
12
Василий Тихонович дал программированные вопросы по инфразвуку и молекулярному движению. Кто закончил отвечать, мог заниматься чем хотел.
Лена писала письмо Григорию Петровичу, отцу Юры. Как староста класса.
"Мы все очень любим Юру и поэтому беспокоимся за него. Он такой..." Лена подумала и написала: "неровный", и прибавила: "сейчас". И потом дальше: "Мальчики, они неровные в эти годы. Оправдываются, что..."