Девять звездолетов наготове
Шрифт:
— Какова твоя роль во всем этом? Ты тернерианин, сражался с Федерацией…
— Я дантист, — прорычал Виндичи, — и я ненавижу этот мир! Размещать более двух звездолетов на расстоянии менее пяти световых лет друг от друга является нарушением Федерального Кодекса. Каждый мир может иметь максимально два звездолета.
— А мир Тернера — ни одного. Статья девятая последних военных соглашений,— подсказал Смит, — но они могут размещать два.
— А прибыло уже четыре, — продолжил Виндичи. — Шесть будут означать тревогу первого класса. Статком
Смит осушил стакан.
Шесть звездолетов могут разрушить шесть миров или захватить их. Самое малое шесть миров…
— Откуда? — спросил он.
— «Пегас» с Опиукуса… «Стилет» с Брана… «Стэндбэк» с Денеба... и «Минотавр».
— А еще на подходе могут быть «Граф Спее» и «Кракен».
Виндичи кивнул.
— Так полагает Статком.
— Может ли простое убийство остановить их?
— Статком полагает, что да... но убийство никогда не бывает простым. Возможно, мне придется убить все Верховное командование, кем бы они ни были.
Смит моргнул.
— Ты сможешь это сделать?
Виндичи расхохотался.
— Этот мир убил меня однажды, что было большой ошибкой. Им следовало оставить меня в живых.
Они прикончили бутылку, и Смит раздобыл еще одну. Когда им показалось, что они превратились в ось галактики, которая неравномерно вращалась вокруг них, Смит спросил: «Но почему, Виндичи? Почему ты стал оружием, которое ходит, словно человек?»
На следующее утро он не смог припомнить ответ, за исключением той его части, которая состояла из елизаветинского монолога, обращенного к пустой бутылке и начинающегося словами: «Лабиринт моих познаний, ты — раковина смерти…» Высокопарные слова перемежались многочисленными чертыханиями. В конце концов, оратор рухнул, рыдая, на кушетку и затих. Смит даже не успел с ним попрощаться, поскольку Виндичи к тому времени находился на расстоянии 500 световых лет, приближаясь к миру Тернера. Но для Смита все это уже не имело значения.
МИНУС ВОСЕМЬ
— Это ты?
— Да.
— Назови место.
— Стат.
— Назови время.
— Любое.
— Входи.
Виндичи быстро вошел и оглядел комнату. Обстановка обычной провинциальной гостиницы, почти нетронутая, за исключением переполненной пепельницы.
Виндичи проверил стенной шкаф и маленькую ванную.
— Под кроватью тоже никого нет.
Виндичи все-таки наклонился.
— Ты прав.
Он рассматривал долговязого человека с нервным тиком и волосами, слишком черными для столь редкой шевелюры.
— Ты Гаррисон.
Тот кивнул.
— Ты Виндичи.
Он улыбнулся.
— Я пришел, чтобы вышибить те четыре звездочки с небес, прежде чем у них появятся щенки. Что скажешь?
— Сядь.
— Я могу слушать стоя.
Гаррисон пожал плечами. Сел сам.
— Мир Тернера всегда был катализатором. Опикуанцы и денебианцы готовы. Восьмой Рейх к вечеру пришлет сюда два звездолета. Они не доверяют друг другу, но согласились на командующего в лице герцога
— Ричард! — Виндичи шагнул вперед, подняв руки.
Гаррисон смотрел ему в глаза, не двигаясь, только левый уголок рта подрагивал, словно крылышко мотылька.
Наконец, он кивнул.
— Ричард де Турн. Он стар, но по-прежнему зол и коварен.
Виндичи сплюнул на ковер и наступил на плевок. Медленная метаморфоза начала охватывать мрачные черты.
Скулы опустились, а губы начали пухнуть, проблески седины на висках пожелтели.
— Твои глаза! — воскликнул Гаррисон. — Они меняются, Виндичи!
Человек сбросил пиджак, который стал слишком узок в плечах. Отбросил его через всю комнату.
— Кто такой Виндичи? — спросил он.
Пятьдесят кубических миль стали и пластика, словно четвертьзащитник, бегущий по изрытому полю, Стат.
Сталь, сверкающая сквозь нагромождение скал, непогрешимый пилот, Статком.
Статком, вычисляющий возможные варианты будущего и пути спасения. Стата не существовало, поскольку Статком уже два поколения назад опровергнул слухи о нем. У Федерации не было иного оружия в случае Тревоги первого класса кроме дипломатии или военной силы... так сказал Статком.
Ченнинг нашел Смита в Арсенале Запрещенного Оружия. Тот с интересом рассматривал армейский штык 1917 года.
— Он прибыл, — сказал Ченнинг.
Долговязый рыжеволосый человек положил штык на полку.
— Зачем вы мне это говорите?
— Я думал, вам будет интересно.
— Он уже встречался с Гаррисоном?
— Должен был.
— Хорошо. Благодаря проделанной вами работе он теперь капитан Рамсэй, что на данный момент лучше, чем Виндичи.
— Сэр?
Прошло несколько долгих секунд, пока Смит рассматривал штык.
— Статком сказал, что вы все равно догадались бы рано или поздно. Время не имеет значения.
— Я знаю. Я и спросил потому, что уже догадался.
— Поздравляю, вы выиграли бесплатное промывание мозгов и поездку домой с оплаченными расходами.
— Хорошо, а то мне здесь что-то не нравится.
— Когда вы все узнали?
— Я уже давно подозревал, что вы — Директор. Вы громче других ругали здешние условия. Однако вы взяли под козырек, когда Статком отверг звуковую терапию и рекомендовал вам напиться вместе с Виндичи. И еще вас всегда завораживало оружие.
— Надо будет последить за собой, — рассмеялся Смит, — и потребовать, чтобы Статком регистрировал периодичность моих жалоб. Вам не занимать проницательности, когда дело касается разума — человеческого или механического.
— Кто вы?
— Я — часть Стата, — ответил Смит, — и я пишу историю прежде, чем она становится явью, в книге, которую никто никогда не прочтет... автор ее неизвестен.
— Вы сумасшедший, — сказал Ченнинг.
— Конечно. Я пьян, как Дионис, и целеустремлен, как три старухи с веретенами... и столь же всемогущ. Когда вы вернетесь к себе, медики уже будут ждать.