Девятнадцать минут
Шрифт:
– У Китинг течка, – сказал Питер сидящему рядом мальчику, и у того зажглись глаза.
– У Китинг течка, – повторил мальчик, и слова покатились по классу. «У Китинг течка. У Китинг течка».
Через класс Питер поймал взгляд Джози, которая в последнее время начала краситься. Она повторяла вместе со всеми.
То, что он принадлежал к большинству, подействовало на Питера, как гелий: он ощутил такую легкость внутри. Это он все начал. Вычеркнув Долорес, он стал частью круга.
В тот день за обедом он сидел в столовой вместе с Джози, когда к ним подошли
– Мы слышали, что ты видел, как все случилось, – сказал Дрю, и они присели рядом, чтобы Питер рассказал им все подробности. Он начал приукрашивать рассказ – чайная ложка крови превратилась в стакан, пятнышко на белых брюках выросло из скромных размеров в пятно невероятной величины. Они подзывали своих друзей, некоторые из них играли в Питером в футбольной команде, но ни разу не заговорили с ним за целый год.
– Расскажи им тоже. Вот это весело, – сказал Мэтт и улыбнулся Питеру, словно Питер был одним из них.
Долорес не пришла в школу. Питер знал, что неважно, сколько она пропустит – месяц или больше, – память шестиклассников была железной, и до окончания школы Долорес всегда будут вспоминать как девчонку, у которой на французском начались месячные и которая залила кровью весь стул.
В то утро, когда Долорес вернулась, не успела она выйти из школьного автобуса, как ее тут же зажали в угол Дрю и Мэтт.
– Как для женщины, – сказали они, громко выговаривая слова, – у тебя плоская грудь.
Она оттолкнула их, и до урока французского Питер ее не видел.
У кого-то – он не знал точно у кого – появился план. Учительница французского всегда опаздывала, потому что добиралась из противоположного конца города. Поэтому до звонка каждый подходил к парте Долорес и отдавал ей тампон из упаковки, которую Кортни Игнатио стащила у своей мамы.
Первым был Дрю. Он положил тампон на парту и сказал:
– Кажется, это ты обронила.
На парте было уже шесть тампонов, а звонок все еще не звенел и учительницы не было. Питер подошел, зажав в кулаке цилиндрик и был готов его уронить, когда заметил, что Долорес плачет.
Она плакала тихо, даже нельзя было сразу понять. Но когда Питер протянул руку с тампоном, он вдруг понял, что именно так выглядит со стороны, когда сам становится объектом насмешек.
Питер раздавил тампон в кулаке.
– Перестаньте, – тихо сказал он и обернулся к оставшимся троим ученикам, ожидавшим своей очереди поиздеваться над Долорес – Хватит уже.
– В чем дело, гомик? – спросил Дрю.
– Это уже не смешно.
Наверное, это не было смешно с самого начала. Просто, достаточно было того, что смеются не над ним.
Мальчик, стоявший за ним, оттолкнул Питера и бросил тампон так, что тот, отскочив от головы Долорес, закатился под стул Питера. Следующей была Джози.
Она посмотрела на Долорес, потом на Питера.
– Не надо, – еле слышно сказал он.
Джози поджала губы и раскрыла ладонь, откуда на парту Долорес выкатился тампон.
– Ой, – воскликнула она, а когда Мэтт Ройстон рассмеялся, подошла к нему и села рядом.
Питер
– О Господи, – сказала она. – Питер, ты напугал меня до смерти!
Он заранее продумал, о чем будет ее спрашивать, потому что ему было не так легко, как другим, выражать свои мысли. Но оказавшись так близко к Джози, после всего что произошло, все вопросы показались больше похожими на обвинения. Поэтому он просто сел на тротуар и запустил пальцы в волосы.
– Почему? – спросил он.
Она села рядом с ним, обхватив руками колени.
– Я делаю это не для того, чтобы тебя обидеть.
– Ты с ними такая ненастоящая.
– Я всего лишь не такая, как с тобой, – сказала Джози.
– Я так и сказал: ненастоящая.
– У реальности есть разные стороны.
Питер фыркнул:
– Если тебя этому научили эти придурки, то это лажа.
– Они меня ничему не учат, – возразила Джози – я с ними, потому что они мне нравятся. Они веселые и интересные.
Когда я с ними… – Она резко замолчала.
– Что? – спросил Питер.
Джози посмотрела ему в глаза.
– Когда я с ними, – сказала она, – я нравлюсь людям.
Питер не подозревал, что перемены могут быть настолько разительными: когда в один момент вместо желания убить кого-то появляется желание убить себя.
– Я не позволю им больше издеваться над тобой, – пообещала Джози. – Это ведь хорошо, правда?
Питер не ответил. Дело было не в нем.
– Я просто… я правда не могу теперь с тобой общаться, – объяснила Джози.
Он поднял голову.
– Не можешь?
Джози встала, повернувшись к нему спиной.
– Пока, Питер, – сказала она и ушла из его жизни.
Можно почувствовать, когда на тебя смотрят. Это как тепло, поднимающееся от асфальта в жаркий день, как булавка в поясе юбки. И необязательно слышать, о чем там шепчутся, чтобы понять – они говорят о тебе.
Я часто стояла перед зеркалом в ванной, пытаясь понять, на что они смотрят. Я хотела понять, что заставляет их оборачиваться, что во мне такого особенного. Сначала я не понимала. Но есть, это была просто я.
Но однажды, посмотрев в зеркало, я поняла. Я смотрела в собственные глаза и ненавидела себя, возможно, так же сильно, как и все они.
В тот день я поняла, что они. наверное, правы.