Девятнадцать минут
Шрифт:
– Ну, не знаю.
– Понятно. – Он повернулся к ней, и она впервые заметила светлую прядь в его волосах, прямо надо лбом. – Вы меня разглядываете.
Алекс сразу же отвела глаза.
– Все в порядке, – сказал Патрик, смеясь. – Это альбинизм.
– Альбинизм?
– Ну да. Знаете, белая кожа, белые волосы. У меня только полоса, как у скунса. Не хватило одного гена, чтобы быть похожим на крол?ка. – Его взгляд посерьезнел. – Как Джози?
Она хотела было окружить себя китайской стеной, сказав, что не собирается обсуждать с ним ничего, что касается дела,
– Вернулась в школу, – поделилась Алекс.
– Знаю. Я ее видел.
– Вы… Вы там были?
Патрик пожал плечами.
– Да. На всякий случай.
– Что-то случилось?
– Нет, – ответил он. – Все было… обычно.
Это слово повисло между ними. Ничего уже не будет так, как обычно, и они оба это знали. Можно склеить осколки, но если ты сделал это сам, то в глубине души всегда будешь знать, что вещь уже не целая.
– Эй, – Патрик положил руку ей на плечо. – Вы в порядке? Она с ужасом поняла, что плачет. Вытерев глаза, она отстранилась.
– Со мной все в порядке, – сказала она, проклиная Патрика за этот разговор.
Он открыл рот, словно собирался что-то сказать, но тут же закрыл.
– Тогда оставляю вас наедине с вашими слабостями, – сказал он и вошел в здание.
Уже вернувшись в свой кабинет, Алекс вспомнила, что детектив говорил о слабостях во множественном числе: он поймал ее не только с сигаретой, но и на лжи.
Появились новые правила: все двери, кроме главного входа, после начала уроков закрывались, несмотря на то что какой-нибудь ученик с оружием мог уже быть внутри. С рюкзаками в класс больше не пускали, хотя оружие можно спрятать под курткой, или в маленькой сумке, или даже в застегнутой на молнию папке для бумаг. Все – и учителя, и ученики – носили на шее удостоверения. Полагалось, что так будет видно, кто. есть, а кого нет, но Джози не могла избавиться от мысли, что таким образом в следующий раз можно будет легко определить личность убитых.
На линейке директор подошел к микрофону и поприветствовал всех в Стерлинг Хай, хотя они вернулись и не в Стерлинг Хай. Потом объявил минуту молчания.
В то время, как остальные ребята во время минуты молчания опустили головы, Джози посмотрела вокруг. Она была не единственной, кто не молился. Некоторые ученики обменивались записками. Несколько человек слушали плеер. Какой-то мальчик списывал домашнее задание по математике.
Боятся ли они, как и она, поминать погибших, чтобы не чувствовать себя еще более виноватыми?
Джози повернулась и ударилась коленом о парту. Парты и стулья в этой временной школе были для младших школьников, а не для беженцев-подростков. В результате, никто не помещался. Колени Джози были на уровне подбородка. Некоторые ребята не смогли даже сесть за парту, им приходилось писать, держа тетрадки на коленях.
«Я как Алиса в Стране чудес, – подумала Джози. – Смотрите, как я падаю».
Джордан подождал,
– Расскажи мне о своем брате, Питер, – попросил он.
Он внимательно следил за лицом Питера и заметил тень разочарования, когда тот понял: Джордан опять раскопал то, что Питер надеялся скрыть.
– Что именно? – спросил Питер.
– Вы дружили?
– Я его не убивал, если вы об этом.
– Нет, не об этом, – пожал плечами Джордан. – я удивлен, что ты раньше о нем не упоминал.
Питер посмотрел на него.
– Когда, например? Когда мне нельзя было и рта раскрыть на предъявлении обвинения? Или тогда, когда вы пришли сюда и заявили, что ваше дело говорить, а мое – слушать?
– Каким он был?
– Послушайте. Джойи умер, и вам это, разумеется, известно. Поэтому мне не понятно, каким образом разговор о нем может мне помочь.
– Что с ним случилось? – настаивал Джордан.
Питер царапал ногтем металлическую обивку стола.
– Этого золотого мальчика-отличника переехал пьяный водитель.
– С этим тяжело смириться, – осторожно сказал Джордан.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, твой брат был идеальным парнем, правильно? Одного этого уже достаточно. А после смерти он вообще превратился в святого.
Джордан специально сказал это, чтобы удостовериться, что Питер заглотнул наживку, и, конечно же, лицо парня изменилось.
– С этим невозможно смириться, – горячо проговорил Питер. – Невозможно сравниться.
Джордан постучал карандашом по своему портфелю. Была ли причиной ярости Питера ревность или одиночество? Или это массовое убийство было способом привлечь внимание наконец-то к себе, а не к Джойи? Как построить защиту так, чтобы действия Питера говорили о его отчаянии, а не о желании превзойти славу брата?
– Ты скучаешь по нему? – спросил Джордан.
Питер ухмыльнулся.
– Мой брат, – сказал он. – Мой брат, капитан бейсбольной команды. Мой брат, который занял первое место на олимпиаде штата по французскому языку. Мой брат, который дружил с директором школы. Мой брат, мой непревзойденный брат, высаживал меня из машины за полмили от ворот школы, чтобы никто не видел, как он едет со мной в машине.
– Почему?
– Разве вы еще не поняли, что дружба со мной не приводит ни к чему хорошему?
Джордан вспомнил о своих проколотых шинах.
– Джойи не заступался, когда над тобой издевались?
– Шутите? Именно Джойи это все и начал.
– Как?
Питер подошел к окну маленькой комнаты. Его шея покрылась красными пятнами, словно воспоминания были выжжены на коже.
– Он говорил ребятам, что меня усыновили. Что меня родила шлюха-наркоманка, и поэтому у меня не все в порядке с головой. Иногда он делал это прямо при мне, и если я злился и начинал на него орать, он смеялся и давал мне пинка под зад, а потом оглядывался на своих друзей, словно то, как он себя вел, доказывало, что он говорит правду. Так скучаю ли я по нему? – повторил Питер и повернулся к Джордану. – Я рад, что он умер.