Девятьсот бабушек (сборник)
Шрифт:
— Но к вам это не относится, — любезно ответил толстяк. — Позовите-ка сюда ваших родителей.
— Вы знаете, где находится земельный отдел?
— Конечно. Четвертый левый ящик моего стола. Это самый маленький отдел в нашем суде. Мы очень редко в него заглядываем.
Семейство Рэмпартов ринулось к толстяку. А он уже доставал бумаги из ящика.
— Вот проспект этого участка, — начал было Роберт Рэмпарт. — А, вы уже нашли его? Как вы догадались?
— Я давно здесь работаю, — ответил толстяк.
Документы оформили быстро. И Роберт Рэмпарт с семьей стал поселенцем.
—
— Это почему? — спросил Рэмпарт. — С моим участком что-то не так?
— Похоже на то. До сих пор никто еще не мог на нем поселиться. Заколдованное место.
— Что ж, постараюсь расколдовать. Либо поселюсь на нем, либо дознаюсь, где собака зарыта.
— Вряд ли это возможно. Последний поселенец записал эту землю на себя лет десять назад, но осесть на ней так и не смог. И не смог объяснить, что этому препятствовало. Помучился с семьей дня два и махнул рукой. Ну и лица у них были, скажу я вам, до сих пор помню.
Рэмпарты покинули здание суда, погрузились в автофургон и поехали искать свой участок. Остановились у дома Чарли Даблина, у которого были скотный двор и пашня. Даблин, явно навеселе, встретил их широкой улыбкой.
— Я вас провожу, если не возражаете. Лучше всего идти пешком через мое небольшое пастбище. Ваш участок строго на запад.
Идти до забора было недалеко.
— Меня зовут Том Рэмпарт, мистер Даблин, — завел по дороге разговор шестилетний Том. — Но мое настоящее имя Рамирес, а не Том. Я плод опрометчивого поступка моей матери, когда она была в Мексике несколько лет тому назад.
— Мальчик любит шутить, мистер Даблин, — произнесла в свою защиту Нина Рэмпарт. — Я никогда не была в Мексике. Но иной раз кажется, навсегда бы сбежала хоть на край света.
— Понятное дело, миссис Рэмпарт. А как зовут парня помладше? — спросил Чарли Даблин.
— Жиртрест, — ответил пятилетний Рэмпарт.
— Это, конечно, не настоящее имя?
— Одифакс, — буркнул Жиртрест.
— Одифакс, значит. Ты, Жиртрест, тоже любишь пошутить?
— Он делает успехи на этом поприще, мистер Даблин, — сказала Мэри Мейбл. — А ведь всего неделю назад он еще одним из близнецов. Второго звали Скелет. Мама пошла пропустить стаканчик и оставила его без присмотра. А поблизости оказались бродячие собаки. Когда мама вернулась под градусом, знаете, что осталось от Скелета? Две шейных косточки и одна лодыжка. И ничего больше.
— Бедняга, — покачал головой Даблин. — Смотрите, Рэмпарт, этим забором заканчивается моя земля. Сразу за ним — ваша.
— А эта канава на моей земле? — показал рукой Рэмпарт.
— Эта канава и есть ваша земля.
— Прикажу ее засыпать. Она такая узкая и глубокая. Это опасно. А второй забор за ней очень неплох. Держу пари, нас ожидает за ним отличный кусок земли.
— Нет, Рэмпарт, земля за вторым забором принадлежит Холистеру Хайду, — сказал Чарли Даблин. — Ваша земля тем забором и заканчивается.
— Постойте, постойте, Даблин! Тут явно что-то не так. Мой участок — это сто шестьдесят акров, то есть шестьдесят четыре с лишним гектара. Значит, одна его сторона должна быть не меньше восьмисот метров. Ну и где они?
— Между двумя заборами.
— Но тут метра два с половиной, не больше.
— Это видимость, Рэмпарт. Возьмите камень — вон их сколько — и бросьте на ту сторону.
— Бросать камни — мальчишеская забава! — взорвался Рэмпарт. — Мне нужна моя земля.
Детям, однако, забава пришлась по вкусу. Они набрали камней, и давай швырять через расщелину. Камни вели себя очень странно. Летя в воздухе, уменьшались, а сделавшись размером с гальку, падали в расщелину, не достигнув другого края. Никто не сумел перебросить через нее хоть один камень. А уж швырять камни эти дети умели.
— Вы и ваш сосед поделили между собой свободную землю и втихую поставили свои заборы, — обвинил Рэмпарт Чарли Даблина.
— Ничуть не бывало, Рэмпарт, — добродушно улыбнулся Даблин. — Моя земля отмерена точно. Как и Хайда. Да и ваша тоже, если б можно было ее измерить. Похоже на трюки топологического пространства. Отсюда дотуда — те самые восемьсот метров, но взгляд почему-то теряет это пространство где-то на полдороге. Это и есть ваша земля. Лезьте через забор и осмотритесь хорошенько.
Рэмпарт перелез через забор и приготовился прыгнуть в расщелину. Но передумал, увидев ее глубину. Вширь же она была не больше полутора метров.
У забора лежало тяжелое бревно, заготовленное для углового столба. Рэмпарт с трудом поднял его за один конец. Подтащил к краю и перекинул через расщелину. Но бревно, не достав противоположного края, сорвалось вниз. Это было странно. Бревно длиной почти два с половиной метра должно было перекрыть полутораметровый проем. Но оно упало в расщелину и стало крутиться. Такое впечатление, что катится вперед, а на самом деле летит вниз строго по вертикали. Остановилось бревно, зацепившись за каменный выступ, и, казалось, так близко, что Рэмпарт мог бы, нагнувшись, коснуться его рукой. Выглядело оно теперь не больше спички.
— Что-то неладное с этим столбом. Или со всем миром? Или с моими глазами? Хотя голова вроде не кружится…
— Мы тут с соседом Хайдом придумали игру. Идем каждый к своему забору. У меня с собой ружье на крупную дичь. Он стоит на своей стороне, метрах в двух с половиной отсюда. Целюсь ему в лоб, а я меткий стрелок. Стреляю, даже слышу свист пули. И я бы его убил, если бы то, что видят глаза, соответствовало действительности. Но никакой опасности для Хайда нет. Пуля всегда попадает вон в то место, метрах в десяти ниже. Оно все в выщерблинах. Я вижу брызги осколков, а секунды через две cлышу, как они погромыхивают о камни.
В небе кружил козодой — в народе его еще зовут ночным соколом. Прямо над расщелиной он взмыл, потом спикировал вниз и оказался ниже ее краев. Сперва козодой был хорошо виден на фоне противоположной стены. Но становился все меньше, неразличимее, словно до него метров триста. Белые полоски на крыльях стали невидимы, да и сама птица почти исчезла. Она была глубоко у другой стороны расщелины, ширина которой — два с половиной метра.
За вторым забором появился человек, это был, по словам Даблина, Холлистер Хайд. Он шел улыбаясь и приветственно махал рукой, что-то кричал, но слов не было слышно.