Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
Разжигают к русским ненависть.
Все задумались.
— А как рабочие? — спросил Нефедов.
— Рабочие в основном на нашей стороне. Но их немного. Армянское крестьянство в своем большинстве
нас не понимает и, главное, боится турок. Поэтому они идут за дашнаками.
— А можно ли использовать вашу дивизию для вооруженной советизации Закавказья?
— Можно. Солдаты сами об этом говорят. Но партийные комитеты не соглашаются. Я сколько раз пред-
лагал.
— Правильно делают, что не соглашаются, — заявил Драгин. — Это повело бы к еще большему
обострению ненависти к русским, к росту национализма, и в конце концов неизбежному разгрому революции.
Нет, этот путь не годится.
— Вчера эвакуировался последний батальон из города, — сказал Абрам.
— Да… Организация наша уменьшилась на три четверти.
— На ближайшие месяцы дело революции здесь проиграно.
— Отступит дивизия, и мы вынуждены будем уйти в подполье.
— Но мало сил… И неблагоприятная почва.
— Если бы не наступали турки, тогда можно было бы работать в подполье.
— Что же делать?
— Вам, товарищи, не знающим армянского языка, лучше всего уехать в Баку или в Россию, — сказала
Тегран.
— А мы, армянские коммунисты, останемся здесь и будем продолжать работу.
— Нет, это не годится, — возразил ей Драгин. Дивизия пусть эвакуируется, но мы останемся здесь.
— Верно, — качнул головою Абрам.
— Ты, Нефедыч, и ты, Хлебалов, вместе с Васяткиным везите солдат в Советскую Россию. А мы тут
поборемся.
— Но сил же нет.
— Будут силы.
Вбежал Удойкин.
— Нужно спасаться, товарищи! — взволнованно закричал он.
— В чем дело? — спокойно спросил Драгин.
— Дашнакская дружина разгромила тюрьмы. Гидра… движется…
— Какая гидра?
— Дащнаки идут арестовывать нас. Я прискакал на лошади.
— Пусть только попробуют, — гневно заявил Нефедов. — С нами на станции три эшелона четвертого
полка. Хлебалов, валяй-ка на станцию. Мобилизуй ребят, чтобы дежурили. А сам с ротой и пулеметами сюда.
Хлебалов быстро выбежал из комнаты.
— Не преувеличиваешь? — спросил Драгин.
— Сам видел.
Наступило напряженное молчание. Слышно было, как бились мухи о стекла окон. Нарушил молчание
Нефедов.
— А где Гончаренко? — спросил он.
— В молоканских селах, агитирует, — ответил Драгин, хмуря свой лоб все больше и больше.
— Надо бы вызвать парня. Ничего ведь не знает.
— Но с ним нет связи.
Если бы кто-нибудь из присутствовавших в эту минуту взглянул на Тегран, то увидел бы, как синяя
бледность покрыла лицо ее, как грозно сдвинулись у переносицы брови и задрожали губы. Но Тегран
отвернулась к окну, и когда Нефедов тут же случайно посмотрел ей в глаза, то, кроме твердой воли, решимости,
он не сумел ничего прочесть с них.
— Удойкин, ты ошибся, — сказал Драгин. — Зря потревожили солдат. Видишь…
Но в это мгновенье послышались отдаленные крики, в соседней комнате застучали десятки ног, дверь
распахнулась настежь, и в кабинет ворвалось около десятка вооруженных. Все они остановились, направив
маузеры и наганы на бывших в комнате.
Впереди всех выделялся Арутюнов. Он, казалось, вырос на голову, глаза его метали молнии, а голос, как
отточенный, резко звучал.
— Прощайтесь с жизнью, русские собаки! — кричал он. — Последний час ваш настал.
Поднялся со стула Нефедов, подошел к нему вплотную и твердо сказал:
— Потише. Если вы отсюда не уберетесь, то солдаты дивизии вас, как щенят, передушат.
— Какой дивизии, чего врешь?
— Посмотри в окно.
— Будьте настороже, братья, — крикнул своим Арутюнов. — Они нас хотят напугать.
— Нет, не пугать. Вот, слышишь песню? То поют солдаты.
— Проклятые! — вырвался крик у Арутюнова. Он живо подбежал к окну, выбил стекло и выглянул
наружу.
— Да, идут.
Арутюнов быстро отпрянул к дверям.
— Хорошо. Мы сейчас уйдем. Но вам не сдобровать: и русские и турки будут уничтожены с лица
Гайястана. Идемте, братья. Силы неравные.
Уходя, Арутюнов на секунду задержался, погрозил маузером Тегран и прошипел:
— А с тобой, подлая, я еще посчитаюсь.
Когда большевики остались одни, Драгин раздумчиво сказал:
— Да, мы должны уйти в подполье. Иного выхода нет.
— Товарищ Драгин, — вы уезжайте, — настойчиво произнесла Тегран. — Вам здесь уже делать нечего. В
Советской же России работники нужны. Зачем вам гибнуть зря?
— Нет, я останусь. И положение не настолько уже опасное, как кажется. А мне приятно будет поработать
в подполье. Давно не работал.
Вошел Хомутов. Он сказал:
— Прибыла рота солдат.
*
Вечером провожали Нефедова, Хлебалова и отъезжающего с ними в качестве политического комиссара
Васяткина.
Три товарных состава дымили паровозными трубами. Оживленные толпы солдат наполняли вокзал,
перрон и двигались по железнодорожному полотну.
Приблизилась минута отъезда. Васяткин молча попрощался с товарищами. А Нефедов продолжал
суетливо уговаривать провожатых ехать в Россию с дивизией. Но уговоры не действовали. Тогда Нефедов, точно